— Чего надо? — зарычал в ответ мужской голос. Занавески распахнулись, и в окне появилось лицо Кабальо. Я сразу заметил, какие у него опухшие красные веки.
— Извини, — попритих я, — ты что, простудился?
— Да нет, приятель, — отвечал он устало. — Я только-только засыпать начал.
Не прошло и двенадцати часов, как Кабальо занялся этим делом, а он уже пребывал в таком напряжении, что всю ночь, не сомкнув глаз, ворочался и метался в постели, мучимый тревогой, от которой у него страшно разболелась голова. Пребывания в Криле вполне хватило, чтобы заставить его сразу же разволноваться. По правде говоря, это приятный маленький городок, но он олицетворяет две вещи, которые Кабальо презирает сильнее всего: дерьмо и бандитов. Он назван именем Энрике Крила, главной фигуры в разграблении земли, который поражал таким величием подлости, что мексиканская революция, по существу, разразилась в память о нем. Энрике не только организовывал захват земель, в результате которого тысячи крестьян Чиуауа лишились своих ферм, но и лично проверял, чтобы все несговорчивые фермеры под покровом ночи оказывались в тюрьме как руководители шпионской сети в пользу мексиканского диктатора Порфирио Диаса.
Энрике слинял (бросив сына, которого надо было выкупать у революционеров за миллион долларов) в изгнание в Эль-Пасо, когда за ним, меча громы и молнии, явились повстанцы Панчо Вильи, но как только Мексика претерпела неизбежные изменения и вновь вернулась к своей всегдашней коррупции, вернулся и Энрике во всем блеске славы, обеспеченной его интригами. Увековечивая величайшее зло этих мест, имя Энрике Крила стало теперь нарицательным для любой напасти, поражающей Медные каньоны: хищнической эксплуатации недр, заготовки леса при сплошной вырубке, выращивания сырья для наркотиков и туризма на больших автобусах. Время, проведенное там, сводило Кабальо с ума; для него это было все равно что оставаться за кров и завтрак на действующей рабовладельческой плантации.
Однако самым непривычным для него было нести ответственность за кого бы то ни было еще, кроме парня в его собственных сандалиях. И вот теперь, когда он посмотрел на нас, у него в груди все сжалось от дурного предчувствия. Десять лет он потратил на то, чтобы завоевать доверие тараумара, и все это могло пойти прахом за десять минут! Кабальо представил себе, как Босой Тед и Дженн без умолку жужжат в уши непостижимых тараумара… как Луис со своим папашей слепят вспышками камер их глаза… как Эрик и я изводим их вопросами. Какой кошмар!
— Нет, приятель, я не пойду на забег, — простонал он и задернул занавески.
Вскоре мы всемером — Скотт, Луис, Эрик, Дженн, Билли, Босой Тед и я — стояли на засыпанной сосновыми иголками тропе, куда незадолго до этого меня водил Кабальо. Мы вышли из-под лиственного шатра густого леса как раз в тот момент, когда над огромными валунами показался краешек солнечного диска, заставив нас зажмуриться и облив золотом все вокруг. В окутавшем нас тумане вихрем закружились сверкающие капельки.
— Грандиозно! — воскликнул Луис.
— Я никогда прежде не видел таких мест, — изумился Билли. — Кабальо понял все правильно. Лично я хотел бы здесь жить, вот просто так, вести скромную жизнь и бегать по тропам.
— Ага, он уже промыл тебе мозги! — хохотнул Луис. — Культ Кабальо Бланко.
— Он тут ни при чем, — запротестовал Билли. — Просто это место такое…
— Ах ты, мой жеребчик, — улыбнулась Дженн, — ты ну прямо второй Кабальо.
Все то время, пока мы состязались в остроумии, Скотт не сводил глаз с Босого Теда. Наша беговая тропа змейкой вилась по каменистой местности, и хотя нам постоянно приходилось скакать от валуна к валуну, Тед ни разу не снизил темп.
— Эй, козырь, а что это у тебя на ногах? — спросила Дженц.
— «Вайбрем файв фингерс», — с гордостью ответил Тед. — Правда, потрясные? Я их первый спонсируемый легкоатлет!
Да, так это и было. Тед стал первым в Америке профессиональным босым бегуном современной эпохи, а «файв фингерс» были разработаны в стиле «палубных» парусиновых туфель на толстой каучуковой подошве для яхтсменов. В основу при их разработке была заложена идея улучшить сцепляемость со скользкими поверхностями, создавая у спортсменов ощущение, что они бегут босиком. Чтобы понять, как они устроены, их надо было рассматривать очень внимательно, ибо они так плотно облегали его подошвы и каждый палец, что создавалось впечатление, будто Тед окунул ступни в зеленую краску. Незадолго до поездки в Медный каньон он, блуждая по Паутине, наткнулся на фото «файв фингерс» и тут же схватился за мобильник. Ему как-то удалось протиснуться сквозь кордон телефонисток и секретарей и напрямую связаться с главным исполнительным директором компании Vibram USA, которым оказался не кто иной, как… Тони Пост! Бывший руководитель фирмы Rockport, ставший спонсором тараумара в «Ледвилле»!
Тони хотя и выслушал Теда, но у него по этому поводу возникли очень сильные сомнения. Не то чтобы ему не понравилась идея вместо суперупругости и регуляции движения положиться исключительно на силу и крепость ступней. Когда-то и сам Тони пробежал Бостонский марафон в мягких туфлях фирмы Rockport, демонстрируя, что комфорт и удачная конструкция — это все, что вам нужно, без всякой там ерунды от «Шокса» вроде антипронации и гелевой стельки-супинатора. Но в «рокпортах» по крайней мере были супинаторы и упругая подошва, а в «файв фингерсах» не было ничего, кроме куска резины и «липучек». Однако эта идея показалась Тони интересной, и он решил проверить ее.
— Я начал с того, что не спеша пробежал немного трусцой, — рассказывает он, — потом больше. Я никогда не думал о «файв фингерсах» как о кроссовках, но ведь как о кроссовках я вообще ни о чем не думал.
Вернувшись домой, он выписал чек в уплату поездки Босого Теда на Бостонский марафон.
Мы уже пробежали часть пути по вершине столовой горы и возвращались в Крил, как вдруг впереди, на некотором расстоянии, из-под деревьев выступила легкая черная тень и двинулась к нам.
— Это Кабальо? — спросил Скотт.
Дженн и Билли всмотрелись в тень, а затем рванули к нему, как гончие, сорвавшиеся с поводка. Босой Тед и Луна пошли за ними. Скотт остался с нами, но его инстинкты скаковой лошади вызывали у него зуд. Он бросил на нас с Эриком извиняющийся взгляд:
— Не возражаете, если и я?..
— О чем речь? — ответил я. — Догоняйте.
— Отлично.
К тому моменту, когда «но» слетало с его губ, он уже успел унестись прочь на пять метров; его волосы взлетали, как вымпелы на руле детского велосипеда.
— Вот незадача, — пробормотал я.
Наблюдая, как Скотт скачет вперед, я вдруг вспомнил о Марселино. Скотт получил бы такое удовольствие от этого малыша. Дженн и Билли тоже — им бы очень понравилось побороться с их тройняшкой, юным тараумара. Я мог даже представить себе, что чувствовал Мануэль Луна. Нет, неправда; я просто изо всех сил старался не представлять себе этого. Здесь несчастья преследовали тараумара до самого дна каньонов, где не оставалось места для бега. Даже оплакивая своего замечательного сына, Мануэлю приходилось задаваться вопросом, кто из его детей будет следующим.
