Но наконец, как написал бы в своих мемуарах Пинкертон, в моем расследовании произошел перелом. И случилось это благодаря посыльному в форме «Вестерн Юнион». Я присел на край тротуара, чтобы дать отдых своим стертым ногам, а этот паренек шествовал мимо — в золотой кепчонке набекрень и с сигаретой, прилипшей к нижней губе.
— Спички есть?
— Не курю.
Парень вздохнул и стал рыться в многочисленных карманах. Не найдя спичек, он засунул сигарету за ухо и покосился на меня, сидевшего на бордюре на краю тротуара.
— Все хорошо, приятель?
— Порядок.
— Ты что, перебрал?
— Нет.
— Точно? А выглядишь, будто тебя вот-вот стошнит.
Мой желудок слегка подпрыгнул, словно скумбрия, лежащая на горячих камнях. Я подумал, стоило ли мне есть завтрак.
— Ага, кажется, догадываюсь, чего тебе надо, — оживился парень. — Я тут недалеко знаю одно местечко, где можно пропустить стаканчик и прийти в чувство.
— Ты ведь тут на постоянной работе, малыш?
— Всем надо деньгу зашибать, — отвечал он, пожимая тощими плечами, упрятанными в форму не по росту. На вид ему было не больше шестнадцати. — Ты паршиво выглядишь, словно тебя пыльным мешком по голове стукнули. Хочешь, присоветую неплохую гостиницу?
— Нет, спасибо.
— Я тут знаю шикарное местечко как раз за углом, — сообщил он. — Ты иди заселяйся, а я пришлю тебе девчонку погорячее, чтобы ты не заскучал.
Я потер виски.
— У меня от твоего трепа голова разболелась.
— Или ты предпочитаешь китайских куколок?
— Отвяжись.
— Да ладно, — не унимался он, — скажи-ка старине Чолли, каких пташек ты любишь. Я им только свистну — они живо объявятся.
«Пташки». Если бы я не был так вымотан, я бы, возможно, рассмеялся.
— Какие пташки? — повторил я за ним, а потом буркнул: — Голуби?
— Чего-чего?
Я встал, пошевелил пальцами в ботинках и тут же скривился от боли: ноги были стерты в кровь. Не надо было мне садиться.
— Мне не нужна девчонка, парень, — сказал я, — но, возможно, ты и смог бы помочь мне найти то, что я ищу.
Он оживился и вытянул вперед руку.
— Это будет стоить денег.
— А не хочешь сначала услышать, что мне надо?
Он покачал головой.
— Будь это что-то обычное, ты бы сразу спросил. Так что бабки вперед.
Я вытащил из бумажника мятый доллар и сунул ему в нагрудный карман, но не слишком глубоко: пусть помнит, что я в любой момент могу забрать его назад, а потом задал свой вопрос:
— Скажи, не держит ли кто в округе голубей?
Мальчишка изобразил на физиономии понимание.
— Ага, две тысячи китайцев.
— Нет, я ищу почтовых, — пояснил я, — которых держат в клетке на крыше, чтобы обмениваться письмами с приятелями. Такая у некоторых людей причуда.
Он насупился, обдумывая мой вопрос. Это был расчетливый маленький мошенник, я его сразу раскусил. Паренек надолго задумался, и я испугался, что так и не получу ответа, а он просто придумает какую-нибудь небылицу, чтобы вытянуть из меня деньги. Но тут, к моему удивлению, паренек назвал имя и сообщил ряд подробностей, которые убедили меня, что он говорил правду.
— Был тут парень по имени Эрни, — начал он, — жил в отеле «Либерти». Управляющий разрешил ему держать голубей на крыше. Не спрашивайте меня почему. Эти твари загадили все вокруг.
— А фамилию этого Эрни ты знаешь?
Он покачал головой.
— Не-а, давно его не видел. Я ему посылки носил.
— Какие посылки?
Он смерил меня взглядом, намекая, что я задаю вопросы, за которые еще не заплатил, и, вскинув брови, ответил:
— Птичий корм.
Я понял, что не смогу больше ничего из него вытянуть, дал ему еще два доллара и заковылял на стертых ногах к перекрестку Восьмой улицы и Рейс-стрит.
«Либерти» оказался четырехэтажным клоповником с извивающимися пожарными лестницами и мрачными окнами, над которыми красовалась надпись: «Отель».
Социальный реформатор сказал бы, что в его вестибюле царил запах отчаяния — так в благородном обществе называют запах мочи. Я подошел к стойке и пролистал покореженную от сырости регистрационную книгу, где были отметки о посещениях постоянных клиентов: «Мистер и миссис Джон Смит» (таковых я насчитал одиннадцать), а рядом «Президент и миссис Калвин Кулидж», «Чарли Чаплин и Пола Негри» и даже «Папа Пий XI», верно разыскивавший в этих местах Марию Магдалину.
— Какого черта вам тут надо? — прокаркал голос из-за стойки. Я замер. Управляющий вышел, шаркая, из задней комнаты, словно тролль, выскочивший из-под моста в сказке о трех козлах. Коротенький и бесформенный, перетянутый посередине грязным поясом, старик принес с собой запах туалета, который, видимо, только что покинул.
— Я ищу вашего постояльца, его зовут Эрни.
— Эрни? — Глазки старика сузились, чтобы скрыть блеск узнавания прежде, чем я успею его заметить. — Никогда о таком не слыхал.
— Вы уверены? Забавный парень, который держит голубей на крыше?
— Кто его разыскивает?
— Его двоюродный брат. — Я еще не привык врать, и при этих словах дрожь пробежала у меня по спине. Видимо, соврал я неловко.
— Никогда не поверю, — заявил старик. — Проваливай-ка подобру-поздорову, сынок.
— Разве ваши постояльцы не принимают гостей?
— Только после предупреждения.
Я стал терять терпение.
— Так пойдите и предупредите.
— Вы что думаете, здесь «Вальдорф-Астория»? — Он полез за платком, чтобы вытереть каплю под носом, и между вялыми сморканиями заявил мне: — Все равно Эрни нет дома.
— Плохо, — сказал я, — у меня для него подарок.
Я сунул руку в карман пальто и извлек початую бутылку «шипучки», которую хранил несколько дней, и с мелодичным бульканьем водрузил ее на стойку. Этот звук прозвучал для старика как любимая мелодия.
— Хотите я уступлю ее вам в обмен на небольшую услугу.
— Комната 128, — сказал он, протянув руки к бутылке. Я отодвинул ее на безопасное расстояние и выставил свои условия:
— Я хочу дождаться его в комнате.
Старик не сводил глаз с бутылки. Рот его раскрылся, обнажив единственный уцелевший зуб. Он вздохнул, и остатки воли к сопротивлению покинули его, как вода протекающую батарею.
— Он уже две недели не платит за комнату, — проворчал он, отыскивая запасной ключ. Нашел его, выбрался из-за стойки и махнул мне, чтобы я следовал за ним.
