Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Нина. А потом как обычно?
Он. Да… У оператора сын родился. Обмыли. Очнулся я через две недели в Тамбове. В общем, режиссер озверел и приказал сценаристу всех подводников во главе со мной в Чечню отправить, в горы. С концами…
Нина. Совсем без меня распустился! Но ты ей нравишься, она даже влюблена и хочет от тебя ребенка…
Он. Ребенка? Ты уверена?
Нина. Уверена. Она смотрит на тебя по-особенному, как портниха на выкройку. Но почему же тогда она тебя не подпускает к себе? Странно…
Он. Ты, между прочим, тоже долго не подпускала!
Нина. Да, я выбирала между тобой и Костей Мотылевым.
Он. Что-о?! Никогда ты не выбирала между мной и Костькой!
Нина. К сожалению, не выбирала. Почему, интересно, девочкам из хороших семей нравятся не образцовые, правильные мальчики, а хвастуны и хулиганы? Зачем ты наврал ей про свои дворянские корни?
Он. Это тоже из роли. Сам не знаю, как вырвалось…
Нина. Боже, за что я такого вруна полюбила?! (Грустно смеется и дает ему легкий подзатыльник.) У тебя хорошая стрижка. А ты ей рассказал, за что тебя выгнали из труппы?
Он. Ну, зачем? Это лишнее…
Нина. А я думаю, ей будет интересно узнать, как впервые в истории мирового театра у Гильденстерна прямо на сцене началась белая горячка, и он гонялся за Розенкранцем с дорической колонной наперевес. Бедный Костя Мотылев! Ты мог убить своего лучшего друга!
Он. Говори, пожалуйста, тише! (С опаской оглядывается на дверь ванной.) Она услышит. И зачем я только про тебя вспомнил!
Нина. Не волнуйся, перед романтическим свиданием женщина занята восстановлением товарного вида. А это дело нескорое. Она еще не догадалась, что ты запойный?
Он. Нет пока. Я срывался только один раз, но сказал ей: у меня грипп. Эпидемия.
Нина. Да, вечная русская эпидемия!
Он. Ты же знаешь, это началось у меня, когда ты заболела!
Нина. Не началось, а продолжилось в особо крупных размерах.
Он. Зря ты так! Я же тогда чуть с ума не сошел, переживал за тебя, ничего не видел вокруг…
Нина. Ну, конечно! А то я не замечала, как ты в больнице вслед медсестричкам поглядывал…
Он. Это неправда!
Нина. Да ладно! Я долго болела, жутко выглядела. А ты здоровый молодой мужчина, актер! Жизнь продолжается…
Он. Нет, не продолжается! Мне тогда ничего не нужно было. Ничего!
Нина. Кроме водки! Когда меня отпели и все стали со мной прощаться, ты тоже подошел, поцеловал венчик на лбу. И я вдруг почувствовала этот омерзительный недельный перегар. Меня чуть не передернуло…
Он. Ты? Почувствовала?!
Нина. Конечно, почувствовала! У вас, живых, по отношению к нам, ушедшим, просто какой-то шовинизм! А ведь мы такие же, как вы, только мертвые… Кстати, она сейчас выйдет из ванной. Тебе пора за брютом.
Он. Когда я вернусь, ты уже уйдешь… к себе?
Нина. Не знаю, может, еще побуду. Но на всякий случай поцелуй меня! Да не в губы. В лоб, разумеется!
Он целует ее, пятится и выбегает. Почти тут же выходит из ванной Вера в белом банном халате. Некоторое время она вытирает волосы большим полотенцем, потом бросает его на кресло, не замечая Нину, которая, накрытая этим полотенцем, остается сидеть неподвижно.
Вера распахивает халат, удовлетворенно разглядывает себя в зеркале, потом оборачивается к зрителям и снова на мгновенье распахивает халат: на ней черные ажурные чулки, трусики и лифчик. Она некоторое время загадочно бродит, напевая, по номеру. Завлекательно устраивается на диване. Встает и решительно направляется к алькову, скрывается за ширмой, и мы видим ее силуэт, как в театре теней.
Вдруг рядом появляется еще одна тень, явно мужская.
Вера с воплем выбегает из-за ширмы. Следом выходит седой мужчина правозащитного вида.
Она. Вы?… Вас тут только не хватало!
Валентин Борисович. Значит, не хватало!
Она. Уходите, Валентин Борисович! Я давно о вас и думать забыла.
Валентин Борисович. Забывчивость женщины имеет две фазы: сначала она не помнит себя, а потом она не помнит тебя. Но ты, деточка, меня не забыла. Я же твоя первая любовь!
Она. Лучше не напоминайте! И вообще все это было не со мной.
Валентин Борисович. С тобой! Ах, что было!
Она. Замолчите! Я вычеркнула вас из своей жизни.
Валентин Борисович. Допустим. Но тогда почему же ты вот сейчас гляделась в зеркало и думала обо мне?
Она. Не о вас… Я подумала: если бы не вы оказались моим первым мужчиной, а Сашенька, жизнь у меня могла сложиться совсем по-другому! Какая же это глупость – влюбиться в своего учителя литературы!
Валентин Борисович. Не-ет, деточка, настоящая глупость – увлечься десятиклассницей. М-да, юная девушка в постели стареющего мужчины – это дорогостоящая иллюзия вечной молодости.
Она. Женатого мужчины! А супружеская измена – большой грех! Вот вас Господь-то и наказал!
Валентин Борисович. Да, уж Господь с твоей мамой постарались! И моя благоверная тоже добавила. Меня вышвырнули из школы, выгнали из семьи, исключили из партии, даже срок дали. И за что – за совращение несовершеннолетней! А разве я тебя совращал? Ты же сама этого хотела!
Она. Не знаю… Не помню… Исчезните, пожалуйста!
Валентин Борисович. Ага, деточка, тебе стыдно! Ведь одно твое слово тогда на суде могло меня спасти! Но ты промолчала. И я стал изгоем, как Спиноза. Однако непредсказуемая История иногда объявляет мизер – и последние становятся первыми. Началась, спасибо Горбачеву, великая Перестройка! Меня реабилитировали, подняли, и я стал президентом «Фонда жертв тоталитаризма».
Она. Да, вас часто теперь по телевизору показывают. Вы, кстати, неплохо сохранились. Вам ведь сейчас?…
Валентин Борисович. Возраст мужчины определяется не годами, а количеством молодых женщин.
Она. Как это?
Валентин Борисович. Чем старше становишься, тем больше вокруг молодых женщин. Приходится подтягиваться. А ты просто прелестна!
Она. Лучше, чем в десятом классе?
Валентин Борисович. О, это некорректное сравнение! Тогда ты была весенний цветок, едва уловивший первый луч великого солнца любви! Какие у тебя были глаза – огромные, наивные и жаждущие! Я шел на урок и давал себе слово не смотреть на тебя. Но едва входил в класс… Как ты умела слушать!
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
