— Сказала бы спасибо, да не за что. Слова «нет» не понимаете, парни?
Мальчишки не шелохнулись. Они требовали еще денег.
— Вот, дай им. — Я рассталась с последним долларом, который Эринула выкинула в окошко, уже срываясь с места.
— Идиотство. Платить за то, чтобы они обоссали тебе стекла. А что ты думаешь? У них же не вода в бутылках. Я тебе говорю — натуральная моча.
Пробки на дорогах, мальчишек, жару — Эринула все принимала близко к сердцу. Я же, при всем желании стать частью ее города, ощущала себя не более чем наблюдателем на обочине. Чтобы называться ньюйоркцем, одного месяца учебы на летних курсах и престижного адреса маловато.
— Ну какого дьявола кондиционер полетел в августе? Сдох бы в январе — без проблем! — ныла Эринула. Потом, треснув по рулю, издала вопль: — Оу-у-у, что я за жалкая мерзавка! Ну же, давай, скажи, что я жалкая гребаная мерзавка.
Я фыркнула, но согласиться не рискнула. И она ведь подшучивала над собой, поэтому ее нытье не так уж раздражало. Оставив в покое кондиционер, Эринула прикурила следующую сигарету и включила кассету с Хулио Иглесиасом.
— Парень, конечно, красавец, но что он поет? Только послушай: «Одна из тех девчонок, которых я любил». Мой бывший под этим подписался бы. Так и тянул ручонки к каждой юбке.
— Ты была замужем?
— Ничего не поделаешь — дура. Вечная любовь и все такое.
— Я тоже.
— Оу-у-у. Когда успела, в яслях разве что? Ну ты по крайней мере жирный кусок при разводе урвала, есть на что учиться.
— Развод ни при чем… — Я тут же пожалела, что не ухватилась за идею о разводе, в сравнении с которой правда выглядела безобразной.
— Хм. А кто ж на тебя раскошеливается?
— Приятель, — уклончиво ответила я, но моя таинственность Эринулу не обманула.
— Умница. Папика, значит, подцепила.
— Богатые мужчины не приносят нам счастья.
— Мужчины не приносят нам счастья — и точка. Зато их деньги приносят.
— Неправда.
— Ясно. Богача у тебя не было.
— Откуда тебе знать, кто у меня был.
— В смысле — папик все-таки есть?
Я не ответила, радуясь, что мы уже свернули на мою улицу и, значит, дальнейшие расспросы исключались. Эринула затормозила.
— Эй, куколка, не убегай так сразу. Скажи сначала, какие три самые важные слова в нашем языке?
Я промолчала. Интуиция подсказывала, что ответ «Я тебя люблю» не подойдет.
— «Пришли мне чек», — сказала Эринула. — А два самых прекрасных слова — «чек прилагается». — Она даже начертила эти два самых прекрасных слова указательным пальцем в воздухе. Мы рассмеялись. — Ну? Он прислал чек?
— Это лишнее. Деньги приходят по постоянному поручению.
— Постоянное поручение, — прошептала она благоговейно, словно впервые произносила мантру. — Забудь «чек прилагается». Самые прекрасные слова — «постоянное поручение». Долой почтальона! — Она жестами изобразила бесплодные поиски денег внутри конверта.
— Он тратит на меня средства, но не время. Очень грустно.
— Эх, куколка. Мне тебя жаль. Я знаю, каково это — когда любишь, а тебе взамен пшик. Сама через это прошла. Ты только гляди не раскорми ту циничную змею, которая сейчас внутри тебя крючится, а не то до сердца доберется, сдавит, будто питон, — и что тогда с любовью будет? Хотя я и молилась о любви, куколка, а иногда и получала, но единственное, что меня никогда не предавало, — это деньги.
Я спешила получить конверт с наличными и отмахнулась от слов Эринулы, от их горечи. Возможно, у нее и были причины потерять веру в любовь, ну а я все еще видела в любви спасающую душу милость и все еще надеялась, что если буду терпелива, то Миллиардер осознает свою любовь ко мне и вернется. А до тех пор я буду принимать его деньги.
Только бы шофер, если я его упустила, оставил для меня пакет. Я похолодела при виде дежурного портье, непредсказуемого итальянца с выщипанными бровями и остатками красного лака на ногтях. Этот запросто мог выставить шофера вместе с его пакетом. На мое приветствие портье не ответил — демонстрируя макушку, с головой ушел в дела. Я заглянула за его стойку: он расчертил крохотные кусочки бумаги жирными квадратами и внутри каждого выписывал: я должен, я должен, я должен.
— Мне пакет не приносили?
Он уставился четко поверх моей головы — вроде и видит, но не смотрит.
— Кто-то приходил.
— Что-нибудь оставили?
— А как же, мисс, а как же. Оставили. — Портье нырнул в шкафчик за своим столом и появился с пухлым пакетом в руке.
Только в лифте, без соглядатаев, я разорвала конверт. Рекламный проспект последней модели реактивного лайнера скрывал конверт поменьше, с десятью тысячами долларов. Я пролистала глянцевые страницы брошюрки, выискивая записку со словами любви, которые вдохнули бы смысл во все это. Не нашла. Миллиардер был слишком занят, чтобы что-нибудь добавить к деньгам. Я вновь была богата, но в тот вечер, без домашних заданий из колледжа, без горящих сроков, зато с долгими тремя неделями перед началом осенних занятий, я была очень одинока.
* * *
— Не думал, что ты там задержишься, — сказал Лорд.
— Почему?
— Нью-Йорк в августе невыносим… Я по тебе скучаю, дорогая. — Он умолк, и я тоже молчала, не желая его поощрять. — Поэтому лечу к тебе.
— Когда?
— В среду.
— В эту среду?
— Да. Посадка около семи.
— Ты не можешь остановиться у меня.
— Я обо всем договорился. Поселюсь у приятеля. — Броня Лорда была на месте. — Дорогая, обещай, что встретишься со мной, — добавил он упавшим голосом. — Слышишь меня? Обещай, что мы увидимся. Мне это нужно. Я люблю тебя.
— Конечно, увидимся, — выдавила я, с трудом сдерживая слезы.
— Вот и хорошо. Теперь смогу заснуть.
Если наша предстоящая встреча улучшила сон Лорда, то мой прогнала. Я вспоминала, как он загорался любовью в разлуках со мной и с какой легкостью забывал обо мне, когда я была рядом, и я впервые поняла, что это печальное явление идеально отвечает моему собственному дару напрочь забывать о себе, когда влюблена. В Лорда или в любого другого.
С приближением дня прилета Лорда меня уже взяли сомнения: не обрубит ли наша встреча те слабенькие еще корни, что я едва успела пустить в Нью-Йорке. В одиночку строить жизнь в этом городе оказалось сложнее, чем приспосабливаться к жизни мужчины, и меня преследовали милые романтические картинки жизни с Лордом, где я носила его имя, возможно, его ребенка, но главное, я с достоинством носила дарованный мне титул его Леди.
Лорд позвонил, как только появился на Парк-авеню, в квартире своего «приятеля» — французской comtesse[19]и бывшей возлюбленной, которую знал дольше, чем я жила на свете. Графиня была элегантна, по-прежнему прекрасна и более чем счастлива назвать Лорда своим гостем. Она дала ужин в его честь, пригласив самых значительных из своих нью-йоркских друзей — и меня. Будучи в курсе того, что Лорд прибыл в Нью-Йорк, дабы вновь завоевать меня, графиня потворствовала его планам, не отказываясь, однако, от собственного. Твердо намереваясь заполучить Лорда, она усадила его по правую от себя руку, а я оказалась на другом конце стола, между двумя холостыми и потому потенциально заманчивыми мужчинами. Один был светловолос, интеллектуален и хорош собой — по-мужски хорош, непреодолимо. Второй заметно смуглее, с фигурой греческой статуи и, к сожалению, с ее же мозгами. Меня пленил Умнейший Мистер Икс, и, когда он тайком попросил мой телефон, отказать я не смогла.
