А под самый конец церемонии вручались премии в области медицинских проектов. В номинации «Центр красоты и здоровья» участвовали пять компаний, и среди них наша «ферма». Пока шло все это перечисление, я почувствовала, ощутила на себе азарт, охвативший моих подруг. Все они, я это видела, держали скрещенные пальцы, а Танька перекрестилась.
Еще бы... добровольное заключение сделало «ферму» почти что домом. Чем-то родным.
Ну?..
На сцене вскрывался конверт. Ведущий, специально растягивая резину напряжения, вызвал на сцену Этери, чтобы она, в качестве специального гостя, вручила приз...
Ну же?!..
– Я прошу подняться на сцену генерального директора, руководителя и автора проекта, очаровательную хозяйку «Фермы красоты ”Зазеркалье”»...
Ведущий, балаганно удлиняя гласные, чуть ли не пропел имя и фамилию.
Я выползала из ряда лицом к девчонкам.
Они офигели.
Они не знали, что я и есть полноправная и единоличная хозяйка «фермы». Хотя эта тема, с момента открытия ее, нет-нет да и обсуждалась постояльцами заведения. В их глазах читался один и тот же вопрос: почему ты нам об этом не сказала? Я им, конечно, потом все объясню. Но сейчас мне хотелось самой для себя на это ответить... Наверное, потому, что не хотела говорить о том, во что сама до конца не верила. И даже когда «ферма» заработала, я не до конца понимала, что это все мое и происходит со мной. До конца я поняла все только сейчас.
Такое нынче время. Вопрос – кто есть кто? – оставил далеко за спиной вековечное – быть или не быть?
Я шла на сцену за признанием.
Оно венчало такое количество пережитого, перетерпетого, что я, честное слово, еще не успела обрадоваться.
Вспомнилась чья-то хохма: слава – тяжелое испытание для тех, кто ее лишен.
Вот сейчас, от этой минуты – я это понимала – начнется какой-то новый отсчет моей жизни.
Ведь vis a tegro продолжается.
И надо снова подсаживаться под тяжеленную штангу.
Глава 70
Леша вел свой «лексус» не торопясь. Вечерняя, уже уходящая в ночь Москва, была, как всегда, покрасивей дневной. Рождественское обилие подсветки нарядило дома, улицы, площади.
Все комплименты были уже сказаны. Оценки церемонии – поставлены. Удивление и последующая уважительность от впервые услышанного, что я – хозяйка «фермы», высказана.
Тянулась пауза – подход к чему-то, что невозможно заранее предугадать и спланировать.
– Сегодня мне улыбнулась удача, – сказал Леша.
Я посмотрела на его профиль.
– Мне хотелось побыть с вами... вот так. Как сейчас.
– А в чем была сложность? Позвонили бы...
– Это не объяснить, – сказал Леша.
– Поэтому не понимаю, – улыбнулась я.
Он коротко взглянул в мою сторону.
– Когда хочется поговорить о многом... говорить как бы и не о чем.
– И все-таки, ну... Говорят, не с чего ходить, ходи с бубей.
– Это картежный штамп, – улыбнулся Леша. – Для жизни он не годится. Ничего просто так не бывает. Я расскажу вам для начала про свой вчерашний сон.
– Вы любите рассказывать сны?
– А что? В вашем вопросе подтекст... Мол, пацанам такое не в масть, да?
– Ну, что-то вроде... – кивнула я.
– Нет. Я не люблю рассказывать сны. Потому что почти их не вижу. Я приучил себя: спать или не спать. На войне. Сны – это работа. А работа – это силы. Их, в принципе, надо беречь. Вот так, если вкратце.
– Что же вам такое приснилось, если об этом захотелось рассказать?
– Вам. Простите, что перебил.
– Спасибо, – сказала я.
– За доверие. Вы это не договорили?
– Да.
– Теперь ответное спасибо вам... За то, что поняли, что я испытываю к вам. Приснилось, что я высоко в горах... Очень высоко. И справа на скале вижу такую гладко-гладко отшлифованную квадратную поверхность. Я тут же понял – это для моей, собственно, эпитафии. Я стал смотреть на блестящий квадрат, и по нему, как на компьютере, побежали слова. Строфа. А я ведь никогда не сочинял стихов. Я люблю поэзию, но сочинять не умею. Вот во что все сложилось...
Жизнь, как сигнальная ракета,
Как в неизвестное бросок.
Все было. Где-то, где-то, где-то...
От смерти лишь на волосок.
Мы подрулили по Второй Брестской к Васильевской.
– Налево, – сказал я. – Подъезжаем. Вот к этому подъезду... Здесь, на втором этаже, я живу. Хотите в гости? Я познакомлю вас с мамой.
– Нет. Спасибо. – Он вопросительно посмотрел на меня.
Я поняла. Он хотел чего-то не услышанное от него.
– Я не знаю, что сказать вам. Мне стало почему-то холодно...
– Как в горах? – спросил Леша.
– Нет. Как в морге.
– Давайте покурим? – сказал он. – Мне нужно еще чуть-чуть из вашей жизни.
Мы закурили.
– Скоро в «Олимпийском» будет бенефис Лещенко, в нем будет петь Ирка.
– Я в курсе. Через Водорезова.
– Придете?
– Нет. У меня в этот вечер очень важное дело.
– Жаль. Ирка готовится...
Леша усмехнулся:
– Все к чему-то готовятся... У меня к вам просьба. Сейчас мы выйдем, и я вам в подъезде передам вот этот кейс. – Он показал рукой на заднее сиденье. Там поблескивал светлым рифленым металлом объемный чемодан. – Он тяжелый. Я поднесу его прямо к вашей двери. И уйду. А ключ от него, вот он... – Леша протянул мне странную металлическую пластинку на цепочке. – Без него его можно только взорвать. Сохраните.
Я внимательно, с широко раскрытыми глазами слушала все это.
– Если что-то со мной случится... Только тогда. Понимаете? Только тогда... Вы откроете кейс. И для вас он откроется. Для всех других – нет. И последнее. Вы... моя вера. Пойдемте.
Глава 71
Девчонки накрыли стол в Машкином номере. Все – самое-пресамое. Черная и красная икра, семга, осетрина, суши, нарезки, заказали что-то из Марио. Про выпивку нечего и говорить, ее еще с Нового года осталось навалом. Пей не хочу.
Отари привез цветы, несколько букетов офигенной красоты. Когда все утряслось и все уселись вокруг стола, слово взяла Танька:
– Все уже, в принципе, сказано. Я предлагаю выпить за наших героинь, за каждую, а потом, так сказать, заслушать доклад нашей самой главной «темнилы»... Тебя, тебя, – Танька показала на меня. – На тему: «Как и что нужно сделать, чтобы стать крутой». Возражений нет? Поехали.
