— Реально? Да хоть самому Петрову дадим подписать, хоть любому из его замов. Надо только часть согласовать.
— Иван Иванович все сделает.
— Какой тут риск? Адам — хирург из местных. Все части в разбросе. Мы оперировали совместно. Нормально… А еще лучше комиссуем его по состоянию здоровья.
— И слава Богу! Сегодня здоров, завтра — болен.
— Безусловно.
Когда они вернулись к Адаму и Наталье, заручившаяся поддержкой Папикова Александра так сияла, что Наталья спросила ее:
— Всем! — был ответ.
Пошли оперировать. Александра не чаяла дождаться ночи, когда они с Адамом останутся одни.
Освободились ближе к полуночи. Сходили в душ, вода хотя и успела остыть, но была в бочках еще достаточно теплая. Помылись славно, и чистенькие пошли к своим палаткам.
XXVIЗа день на солнцепеке палатка так прогрелась, так остро пахла внутри прорезиненным брезентом, что в ней было нестерпимо душно и противно. Пришлось раскрыть палатку со всех сторон и проветривать, благо с предгорий Капетдага приятно повеяло свежим ветерком, холодная ночь пустыни медленно, но верно вступала в свои права. Только теперь Александра обратила внимание, что пол в палатке войлочный.
— А почему здесь полы войлочные? — спросила она Папикова, проветривавшего по соседству свою палатку.
— Для того, чтобы скорпионы, тарантулы, каракурты, змеи и прочие ребята не беспокоили нас с тобой, — приветливо отвечал неутомимый Папиков, проведший в тот день четырнадцать часов за операционным столом. — Все эти ребята страсть как боятся овец. Например, скорпионами овцы лакомятся, как французы улитками. Спокойной ночи, молодежь! Дождь будет.
— Спокой-спокойной, — ответили ему наложившимися друг на друга голосами Адам и Александра, подняли головы к небу — ни одной звезды. И тут, как по команде генерала Папикова, и сорвались первые капли дождя.
Они вошли в проветренную палатку и очутились в своем брезентовом раю.
Сначала им было не до разговоров, а потом Александра все-таки разговор завела.
— Скоро полетим с тобой в Москву, — сказала она под шум мелкого дождичка, ударяющего по палатке со всех сторон.
— Со мной? Не получится.
— Не сомневайся. Если Папиков обещал, то он сделает. Ты не представляешь, какой у него авторитет!
— Не получится.
— Что ты заладил, Адась, не получится? А я говорю — получится!
— Не получится.
— Почему это — не получится? Сейчас есть все возможности организовать твой побег. Мы тебя просто вывезем с собой.
— Не получится.
— Лагерь на серном руднике — это ад!
— Возможно. Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть — я еще не был в аду небесном, — с беспечным смешком в голосе сказал Адам, — возможно…
— Там долго не протянешь, я точно знаю, — вспомнив Дяцюка в Семеновке и «серную вонючку в степу», горячо сказала Александра.
— Долго там не живут — это правда. Но там меня ждут больные. Там Семечкин.
— То-то-то есть как?! — заикаясь, с трудом выговорила Александра. — Ты, ты, ты отказываешься бежать?
— Конечно.
— Ты что говоришь? Ты что, Адась?
— Я говорю: там меня ждут люди.
— А мы что — не люди? Мы — не люди?! А твои дети?! Я? Ксения?! Мы — не люди…
В напряженном молчании, отстраненно, как на том свете, шумел дождь за тонкими стенками.
— Ты знаешь Ксению?
— Знаю. Я ездила на твои розыски и познакомилась. Маленьких знаю. И Адама, и Александру. У них глаза твои.
— До сих пор? Я думал, потемнеют
— До сих пор твои — синие-синие.
Где-то далеко за палаточным городком прозвучали два винтовочных выстрела, наверное, кто-то пытался прорваться сквозь кольцо оцепления.
— Ты права, — помолчав, сказал Адам. — Но я не могу сбежать. Не получится.
— Получится, — обреченно прошептала Александра и отвернулась к подрагивающей под струями дождя брезентовой стене палатки.
— Да, ты права, там живут недолго, — наконец произнес Адам после затянувшейся паузы. — Но Семечкин такой человек — он и в преисподней жизнь наладит. У нас за последние четыре месяца ни один человек не умер. До Семечкина рабочих обновляли каждый квартал. Охранники, и те не выдерживали — стрелялись. А сейчас другое дело. Семечкин вывел лагерь за территорию рудника, притом с правильной стороны, учитывая розу ветров, чтоб запах серы не наносило. Построил баню. Построил медпункт. Питание неплохое. Даже мясо дают. Лекарствами обеспечивает. Зимой — дровами, а с дровами здесь тяжело. У нас один заслуженный инженер срок отбывает, так печку он изобрел металлическую, в ней дрова горят часов десять, вернее, тлеют, но тепла она дает много, хватает тепла. Таких печек железных мы наварили много. У Семечкина эта печка — главный обменный продукт, она и гражданским, и военным нравится. Семечкин со всеми умеет договориться: и в Главном лагерном управлении, и с местным гражданским начальством, и с военными, и с уголовниками. При нем даже охрана не зверствует, как бывает обычно. Порядок у нас и на руднике, и в бараках. И семичасовой рабочий день — и план перевыполняется. Люди ожили. Как я могу их бросить? — Адам еще долго рассказывал о Семечкине, о своих больных, о чудо-печке, о порядках в лагере, рассказывал до тех пор, пока не понял, что Александра спит. — Не получится, — глухо буркнул он напоследок и нежно обнял жену.
Все получилось. Правда, совсем не так, как рассчитывала Александра.
Как говорится: человек предполагает, а Бог располагает.
13 октября Папиков отправил Адама Домбровского с патрулем по городу. Такой был в те дни порядок: патрулю обязательно придавался врач.
— Пойдите, перемените впечатления, оторвитесь от операционного стола, — сказал он Адаму, — я один поработаю, мне с девочками не привыкать. Тем более что ничего сложного не планируем. В городе еще тяжело, но, говорят, полегче. Главное — мародерство пошло на убыль.
Адам ушел патрулировать в доставленной специально для него офицерской форме, с погонами капитана военно-медицинской службы, это Ираклий Соломонович расстарался для него по просьбе Александры. Адам ушел в патруль без особой охоты. Почему-то отбросив свою обычную сдержанность, при Папикове и Наталье он крепко обнял и поцеловал на прощанье Александру.
В сумерки его привезли в кузове полуторки. Адам был без сознания. Хотя мародерство и пошло на убыль, но патруль-таки наткнулся на бандитов, переодетых в милицейскую форму. В перестрелке Адам был тяжело ранен. К чести его товарищей по патрулю надо сказать, что они перевязали его наилучшим образом и немедленно доставили в палаточный городок.
