И с кем он будет разговаривать в полночь через семь часовых поясов? Как с камнем в храме, который священники используют для исповеди. Что ж, теперь у них обоих нет будущего. Им остается только избегать прошлого.
Анил не умела петь, но знала слова и чувствовала ритм.
Она произносила строки шепотом, склонив голову к груди. Autumn. Caught'em. Одна рифма так и льнет к другой.
КОЛЕСО ЖИЗНИ
Анил с Саратом выяснили, кем был Моряк, на третьей графитовой шахте. Его звали Руван Кумара, он был сборщиком пальмового сока. После того как он, сорвавшись вниз, сломал ногу, он стал работать на местной шахте, и жители деревни помнили, когда его схватили чужаки. Они спустились в штольню, где работали двенадцать человек. Они привели с собой виллу — кого-то из местных жителей с джутовым мешком на голове, в котором имелись отверстия для глаз, — чтобы, оставшись неузнанным, он мог указать на тех, кто сочувствовал мятежникам. Виллой называли чудовище, привидение, которым пугали детей. Он указал на Рувана Кумару, и того увели.
Теперь у них имелась точная дата похищения. Вернувшись в валавву, они начали планировать следующий шаг. Сарат полагал, что они по-прежнему должны соблюдать осторожность и собрать больше улик, иначе их работу могут отвергнуть. Он вызвался съездить в Коломбо и поискать Рувата Кумару в списке неблагонадежных, утверждая, что сможет его достать. На это потребуется два дня, а затем он вернется. Он оставит ей свой сотовый телефон, хотя она вряд ли сможет с ним связаться. Он позвонит ей сам.
Но прошло пять дней, и он не вернулся.
Все ее страхи относительно Сарата ожили, она вспомнила о его родственнике-министре, о его взглядах на опасность истины. Она в ярости бродила одна по валавве. Настал шестой день. Она включила телефон Сарата и позвонила в ратнапурскую больницу, но, как выяснилось, Ананды там не было, он ушел домой. Поговорить было не с кем. Она осталась наедине с Моряком.
Взяв телефон, Анил отправилась на дальний конец рисового поля.
— Кто говорит?
— Анил Тиссера, сэр.
— А, та, пропавшая.
— Да, сэр, пловчиха.
— Вы так ко мне и не пришли.
— Мне нужно поговорить с вами, сэр.
— О чем?
— Я должна составить отчет и нуждаюсь в помощи.
— Почему вы обратились ко мне?
— Вы знали моего отца. Работали вместе с ним. Мне нужен человек, которому можно доверять. Возможно, это политическое убийство.
— Вы говорите по сотовому телефону. Не называйте меня по имени.
— Я нахожусь в затруднительном положении. Мне нужно попасть в Коломбо. Вы можете помочь?
— Попробую. Где вы находитесь?
Этот вопрос он уже задавал. Она заколебалась:
— В Экнелигоде, сэр. В валавве.
— Я знаю это место.
Он повесил трубку.
Днем позже Анил была в Коломбо, в Аудитории Арсенала, располагавшейся в здании антитеррористического центра на Грегориз-роуд. Скелета Моряка с ней больше не было. В валавву за ней заехала машина, но без доктора Переры. Когда она приехала в больницу в Коломбо, он встретил ее и обнял за плечи. Потом они поели в кафетерии, и она рассказала ему о своей работе. Он посоветовал ей остановиться. Он высоко оценил ее работу, но посчитал ее опасной.
— Вы делали доклад о политической ответственности, — сказала она. — Тогда вы высказали противоположное мнение.
— То был доклад, — ответил он.
Когда они вернулись в лабораторию, возникло некоторое замешательство: скелет исчез неизвестно куда.
Теперь, стоя в маленькой аудитории, наполовину заполненной официальными лицами, среди которых были военные и полицейские, обученные методам борьбы с мятежниками, она поняла, что оказалась в сложном положении. Ей предстояло делать сообщение, не располагая вещественными доказательствами. Это могло поставить под сомнение все исследование. Анил подошла к столу, на котором лежал древний скелет, принадлежавший, вероятно, Жестянщику, и начала описывать различные методы анализа костей и идентификации скелета по профессиональным признакам и месту, где он был обнаружен, хотя ей был нужен совсем другой скелет.
Сидевший в последнем ряду невидимый ею Сарат слушал ее невозмутимые объяснения, в которых чувствовалась уверенность, абсолютное спокойствие и твердое намерение не проявлять волнения или гнева. Это было выступление юриста и, что более важно, свидетельство гражданина; она уже не была просто иностранным специалистом. Затем он услышал ее слова:
— Я полагаю, вы убивали нас сотнями.
Нас, повторил про себя Сарат. Пятнадцать лет отсутствия, и наконец она стала одной из нас.
Теперь они оказались в опасности. Он ощутил враждебность зала. Он один не был против нее. Придется как-то защищаться.
Между Анил и скелетом стоял благоразумно спрятанный магнитофон, записывавший каждое слово, каждое мнение или вопрос со стороны официальных лиц, на которые она до сих пор отвечала учтиво, но нелицеприятно. Однако он мог видеть то, чего не видела Анил: затуманенные взгляды в жарком помещении (должно быть, полчаса назад отключили кондиционер, испытанное средство рассеять внимание). Он отделился от стены и двинулся вперед:
— Простите…
Все повернулись к нему. Она подняла глаза, на ее лице было написано удивление по поводу его присутствия и его реплики.
— Этот скелет был тоже найден на раскопках в Бандаравеле?
— Да, — ответила она.
— На какой глубине?
— Приблизительно метр.
— Вы можете назвать более точную цифру?
— Нет, не могу. Я не понимаю, почему это важно.
— Потому что участки холма около пещеры, где был найден этот скелет, вытаптывались скотом, размывались дождями, подвергались воздействию человека… Я не прав? Да включите же этот чертов кондиционер, в этой духоте невозможно четко рассуждать. Разве неверно, что старые захоронения девятнадцатого века, кладбища или места казней, часто — а практически всегда — располагаются на глубине менее шестидесяти сантиметров?
Она начала волноваться и решила промолчать. Сарат почувствовал, что привлек внимание сидящих в зале, они повернулись к нему.
Он направился к передним рядам, и ему позволили к ней подойти. Он посмотрел на Анил через стол, наклонился и щипцами вытащил из грудной клетки маленький камень.
