Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
— Доктор ничего не говорил о покое! Он просто осторожничает, поскольку мало знает о воздействии полетов на такого рода состояние. Выпуски уже почти составлены. Я о них позабочусь. Поезжай в Париж!
— А чем мне там заниматься?
— Я хочу, чтобы ты сопровождал герра Попова, когда он будет встречаться с потенциальными спонсорами.
— Если он пожелает, будешь сам готовить для них ознакомительную информацию о партии. Пора тебе учиться говорить с богатыми людьми. После этого поедешь домой на поезде, никуда не торопясь. Отведи на это целую неделю или дней десять. Чувствуй себя свободным человеком. Поезжай куда заблагорассудится и просто наблюдай. Смотри, как наши враги празднуют версальский договор. Делай заметки. Все, что ты увидишь, будет полезно для газеты. Кстати, герр Попов, помимо прочего, согласился щедро снабдить тебя французскими франками. Они тебе пригодятся. Немецкие марки за границей почти ничего не стоят из-за инфляции. Да и здесь они почти обесценились.
— Буханка хлеба с каждым днем дороже, — согласно вздохнул Альфред.
— Именно. И я сейчас пишу заметку для следующего выпуска о том, почему мы вынуждены снова повысить цену на газету.
При взлете Альфред крепко вцепился в подлокотники своего кресла и стал смотреть в иллюминатор на Мюнхен, с каждой секундой становившийся все меньше и меньше. Забавляясь испугом Альфреда, герр Попов, сияя золотыми коронками, прокричал сквозь рев моторов:
— В первый раз летите?
Альфред кивнул и отвернулся к окну, радуясь, что шум делает дальнейший разговор с Поповым и остальными двумя пассажирами невозможным. Он подумал о комментарии Эккарта насчет «дружеского трепа»… почему ему с таким трудом дается легкая болтовня? Почему он такой скрытный? Почему он не сказал Эккарту, что лишь однажды путешествовал в Швейцарию со своей теткой, и еще несколько лет назад, прямо перед тем как разразилась война, — вместе с невестой Хильдой побывал в Париже? Возможно, ему просто хотелось вымарать из истории свое балтийское прошлое и родиться в фатерлянде заново как гражданин Германии… Нет, нет, нет — он понимал, что причины этого уходят глубже. Ему всегда было страшно раскрываться. Именно поэтому два его разговора в пивной с Фридрихом были такими необыкновенными и такими… освобождающими. Он попытался копнуть глубже, заглянуть в собственную душу, но, как всегда, сбился с пути. Мне нужно меняться… я должен снова навестить Фридриха.
На следующий день Попов доверил Альфреду обсуждать с возможным спонсором платформу партии и объяснять, почему эта партия единственная способна остановить иудеобольшевиков. Банкир, у которого на мизинце ослепительно сияло бриллиантовое кольцо, спросил Альфреда:
— Я так понимаю, что официальное название вашей партии — это Национал-социалистическая немецкая рабочая партия. По-немецки — Nationalsoziahstische Deutsche Arbeiterpartei?
— Да.
— К чему вам такое неуклюжее и смутительное название? Смотрите, в ее названии «национал-» подразумевает правых, «социалистическая» — левых,«немецкая» — опять правых, а «рабочая» — снова левых! Это невозможно! Как ваша партия может быть всем сразу?
— Именно этого и хочет Гитлер — быть всем для всех людей. Кроме евреев и большевиков, конечно! У нас долгосрочные планы. Наша первая задача — в ближайшие несколько лет войти в парламент крупным представительством.
— Пф-ф, парламент! Вы, что же, верите в то, что невежественные массы могут управлять государством?
Нет. Но сначала мы должны добиться власти. Наша парламентарная демократия фатально ослаблена наступлением большевиков, и я обещаю, что мы со временем полностью покончим с такой системой. Гитлер повторял мне эти самые слова множество раз. И в своей новой платформе он сделал цели партии предельно ясными. Вот, я привез с собой экземпляры этой новой программы — «25 пунктов»…
По завершении всех визитов Попов одарил Альфреда пухлым конвертом с французскими франками.
— Отличная работа, герр Розенберг! Эти франки будут сопровождать вас в ваших европейских странствиях. Ваши презентации были превосходны, как и уверял меня герр Эккарт. И на таком хорошем русском языке! Это произвело на всех крайне благоприятное впечатление.
* * *
Впереди целая свободная неделя! Какое наслаждение — просто ехать туда, куда душа пожелает! Эккарт был прав: он действительно слишком много работает. Шагая по улицам Парижа, Альфред сопоставлял их веселье и изобилие с мрачностью Берлина и бедностью возбужденно кипящего Мюнхена. В Париже шрамы войны были почти незаметны, его горожане казались хорошо питающимися людьми, рестораны ломились от посетителей. И притом Франция, наряду с Англией и Бельгией, сосала из Германии кровь и жизненные силы с помощью драконовских репараций! Альфред решил провести в Париже два дня (его манили художественные галереи и торговцы искусством), потом сесть на поезд, идущий на север, в Бельгию, а затем — в Голландию, страну Спинозы. Оттуда он намеревался предпринять долгое путешествие по железной дороге домой через Берлин, где собирался заглянуть к Фридриху.
Столица Бельгии, Брюссель, пришлась Альфреду не по вкусу. Ему был ненавистен вид бельгийских правительственных зданий, тут враги Германии только и занимались тем, что придумывали новые способы ограбить фатерлянд. На следующий день он посетил немецкое военное кладбище в Ипре, где немцы понес,и чудовищные потери в мировой войне и где столь храбро сражался Гитлер. А потом устремился на север, в Амстердам.
Альфред не имел представления, что он ищет. Он знал только, что проблема Спинозы никуда не делась, что она так и зудит в закоулках его души. Его по-прежнему интриговал этот еврей, Спиноза… Нет, сказал он сам себе, не интриговал, будь честен: он тебя восхищает — так же, как восхищал Гете. Альфред так и не вернул в библиотеку свой экземпляр «Богословско-политического трактата». Часто мучимый бессонницей, он по ночам в постели прочитывал по нескольку абзацев этой книги. По какой-то необъяснимой причине, забираясь в постель, он ощущал странную тревогу и боролся со сном. И об этом тоже надо было поговорить с Фридрихом.
В поезде он раскрыл трактат на той же странице, на которой задремал в предыдущую ночь. И в который раз поразился бесстрашию Спинозы, осмелившегося в XVII столетии подвергать сомнению религиозные авторитеты. Удивительно, как точно он указывал несообразности в Священном Писании и на абсурдность рассмотрения любого его документа как имеющего божественное происхождение, ведь они так и пестрят человеческими ошибками! Особенно его забавляли те пассажи, где Спиноза утирал нос священникам и раввинам, которые считали, что обладают привилегией на понимание намерений Бога:
И если они считают богохульником того, кто говорит, что Писание в некоторых местах ошибочно, то спрашивается: каким именем я назову тогда их самих, то есть тех, кто приплетает к Писанию все, что угодно, кто до того унижает историков священных книг, что о них думают, как о людях, без толку болтающих и все путающих, кто, наконец, отрицает ясный и самый очевидный смысл Писания?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
