Нужно пойти да попробовать еще раз посмотреть, что делает францисканец. Вдруг он уже у Мурада… Но тут князя отвлек возглас Мирчи:
— Смотри, отец! Гайдуки кого-то везут!
В самом деле, далеко на дороге, опережая подползавшие тучи, появились несколько всадников. Меж двумя лошадьми были прикреплены носилки, а на них — раненый или мертвый.
— Идем вниз. — Влад поспешил к лестнице.
Когда они с Мирчей спустились, всадников еще не было. В открытых воротах стоял Батя.
— Все хуже с глазами, господин, — пожаловался он князю. — Скоро миску не стану видеть, ложку не туда суну…
— Скажи Вороне, чтоб вызвал еврея-лекаря. Он тебе очки сделает.
— Дорого же, господин! Я, небось, не боярин…
— Если я скажу — сделает.
— Да и неудобные они… Видал я, болтаются на носу, сваливаются… Куда с ними, если, скажем, биться случится с кем?
— Веревочкой привяжешь! Все! — Дракул отмахнулся от старого гайдука, показывая, что разговор окончен. Тот насупился.
К воротам подъехали всадники, старший спрыгнул с коня, сорвал с головы шапку и упал на колени перед князем:
— Господин, меня зовут Павелчо… Этот человек ехал мимо нашей деревни и упал без чувств… Мы решили поскорее отвезти его сюда, потому что сами ничего не могли сделать, но он, кажется, умер по дороге…
Дракула склонился над носилками. Покойник лежал ничком, в спине, аккурат напротив сердца, торчал толстый арбалетный болт. Князь взял мертвеца за голову, приподнял, чтобы глянуть в лицо. Незнакомый парень, совсем молодой. Зачем они его сюда притащили?!
— Эка невидаль — убили проезжего на тракте… Зачем его ко мне нести?!
— Он сам просил, — виновато сказал Павелчо. — Говорил, срочно надо к господарю, послали с известием…
Фра Бернардо?! Да ну, деревенский парень, явно из здешних, причем тут францисканец, который сейчас должен быть в далеком Адрианополе…
— Еще что говорил?
— Да он в себя почти и не приходил. Уже по дороге, как везли, очнулся и сказал: «Господаря предупредите, пусть остерегается…» А кого остерегаться тебе, не открыл. Помер…
Батя наклонился к мертвецу близко-близко, едва не уткнувшись пупырчатым багровым носом в рану. Ухватил пальцами арбалетный болт, выдернул. Повертел перед самыми глазами, протянул Владу:
— Глянь-ка, господин.
На болте нацарапана была буква P.
— Что это значит?
— Пантилимонов болт. Они с ребятами порой охотились, так чтобы ясно было, кто оленя или вепря завалил, пометки делали.
А арбалет Пантилимона остался у лесных разбойников боярина Красномордого. Снова он… Но от кого же ехал убитый и чего нужно остерегаться? Или болт и есть ответ на этот вопрос? О чем-то ведь сговаривался с ночными гостями Мирон Табара…
Князь велел схоронить покойника как полагается и отправился к себе. Он не знал, что фра Бернардо в этот момент действительно уже добрался до Адрианополя и как раз беседует с султаном во дворце…
2
— Я готов встретиться с Синбэдом, — учтиво произнес францисканский монах, стоя перед Мурадом Вторым. Султан тяжело вздохнул и взял с подноса финик.
— Тут вопрос уже не в алхимике, — сказал он. — Сын валашского князя попросту не может вернуться домой, потому что он не человек. Синбэд говорит, что княжич не может выходить днем из подземелий башни, потому что солнце для него губительно. Он больше не человек, он — чудовище.
— Это не мешает мне встретиться с персидским мудрецом.
— Я тебе не препятствую, чужеземец. Но я не могу заставить Синбэда принять тебя, потому что… потому что я не властен над ним.
Последние слова Мурад произнес с явной неохотой и принялся жевать финик. Чернокожие слуги-нубийцы ритмично работали опахалами над его головой в белоснежном тюрбане. Всем своим видом султан показывал, что беседа окончена, но фра Бернардо не отступал.
— А что ты скажешь о письме, что передал тебе Влад Дракул?
— Я рад, что он готов помочь мне против Хуньяди. И я с радостью отпущу домой его второго сына, Раду. Но более я ничего сделать не в силах.
— Так ты не властен на своей земле над каким-то чернокнижником, о сиятельный султан?! — неожиданно спросил францисканец, не скрывая иронии. — Даже если не можешь исполнить из-за этого данное другому государю слово?
Мурад с трудом сдерживал злость, но не справился с собой. Он пнул ногой в мягком, расшитом узорами башмаке блюдо, со звоном покатившееся по мраморному полу. Изысканные сладости полетели в разные стороны.
— Ты мне не указ, чужеземец, даже если принес полезные вести! — крикнул он.
— Я просто привык выполнять те обязанности, что возложены на меня Господом и папой Николаем Пятым. Позволь мне действовать самому, великий султан. Пусть никто мне не мешает, и я сам найду способ встретиться с Синбэдом. Я нисколько не порицаю тебя, ибо знаю: есть вещи, которые сильнее любой человеческой власти, даже власти над Османской империей. Осмелюсь предложить тебе следующие условия: если молодой валашский князь выйдет из подземелья днем…
— Это невозможно! — перебил султан.
— Это возможно, — мягко сказал фра Бернардо. — По крайней мере, я приложу все усилия, чтобы это случилось… Так вот, если молодой валашский князь выйдет из подземелья ясным солнечным днем и с ним ничего не случится, все поймут, что он — обычный человек, а не чудовище. Тогда ничего не помешает тебе отпустить княжича Влада домой…
— Делай, что хочешь, — кивнул Мурад, успокаиваясь. В самом деле, если этот христианский монах полезет на рожон, Синбэд или его жуткие помощники разберутся с ним сами, и он попросту исчезнет. И потом, виданое ли дело — вылечить кровопийцу?! — Я дам распоряжение, чтобы тебе никто не препятствовал. Ты волен ходить в пределах города где хочешь и когда хочешь. Но пеняй на себя, если с тобой что-то случится. Я более не ответчик за твою жизнь.
— Благодарю, великий султан, — с достоинством поклонился монах. — Надеюсь, все разрешится к нашей общей пользе.
Покинув дворец, фра Бернардо отправился перекусить. Францисканец мог обходиться самой простой и грубой пищей или не есть несколько дней вовсе. Однако он не видел смысла в том, чтобы голодать без нужды. К тому же в местах скопления горожан — на рынке, у мечети, в харчевнях и кофейнях — можно было подслушать интересные и полезные вещи.
Потому фра Бернардо направился в уличную харчевню, где заказал у расторопного хозяина-турка местное блюдо — жареную печенку.
Сами османы говорили так: «Если вы не ели печень в Эдирне, то вы печень вообще не ели!» Это было особое блюдо, которое готовилось с величайшим трепетом. Ведь самые лучшие мясо и молоко получаются из тракийских животных, вскормленных на ароматных травах этой зеленой части Османской империи. Тщательно промытая, обвалянная в муке тонкого помола и обжаренная в масле, печень просто таяла во рту, а особым образом замаринованные, острые, чуть кисловатые перчики разных размеров приятно обжигали язык.
