– Мне кажется, твоему отцу не следовало бы сразу же посылать своих людей обратно. А кто же позаботится о поле таро? И кто будет ловить рыбу?
– Но это же его люди, – объяснил Кеоки.
– Я понимаю, – кивнул Эбнер. – Но ведь это же в интересах самого Келоло, чтобы его люди отдохнули, восстановили силы и трудились с полной отдачей.
– Когда алии чувствует запах сандалового дерева, его разум и здравый смысл куда-то испаряются, – с сожалением констатировал Кеоки.
– Мне нужно немедленно поговорить с твоим отцом! – настойчиво попросил Эбнер.
– Он сейчас не захочет никого выслушивать, – предупредил Кеоки. – В данный момент он способен думать только о сандаловом дереве.
Тем не менее, Эбнер надел свой черный фрак, высокую шляпу и лучший галстук, то есть нарядился в свою официальную форму, как поступал всякий раз, когда ему требовалось донести до кого-либо слово Божье. Под палящим солнцем, в самый зной, он отправился по дороге на юг, мимо резиденции короля, затем прошел под тенью деревьев коу и, наконец, очутился перед большим травяным домом Маламы и её брата-супруга. Он сразу же услышал, как Иеруша обучает Маламу правописанию некоторых американских слов, но он едва обратил на это внимание, поскольку сейчас его интересовал только Келоло. Он отыскал вождя у моря, где тот играл на доске с волнами.
Увидев официальный наряд Эбнера и не желая выслушивать никаких нравоучений в данный момент, вождь отказался выходить из воды. Эбнеру оставалось только запастись терпением и, неспешно прогуливаясь по берегу, перекрывая шум прибоя, кричать:
– Келоло! Вы нарушили все свои обещания! – При этом голос его звучал как у пророка из Ветхого Завета.
Кеоки перевел слова миссионера, причем в точности повторил его интонацию.
– Скажи ему, чтобы проваливал! – зарычал Келоло, обрызгав себе лицо водой и продолжая развлекаться с доской.
– Келоло! Вы до сих пор не определили место, где будет выстроена церковь!
– О, я обязательно выделю место под строительство буквально в ближайшие дни, – прокричал наслаждающийся отдыхом вождь.
– Сегодня же! – потребовал Эбнер.
– Как только покончу с сандаловым деревом, – пообещал Келоло.
– Келоло! С вашей стороны очень неразумно посылать людей в леса, не дав им даже немного времени для отдыха.
Великан почесал спину о коралловый выступ и прогремел:
– Если сандаловое дерево найдено, его надо забирать.
– Но вы не должны требовать так много от своих людей!
– Но они принадлежат мне! – упрямился вождь. – И они пойдут туда, куда я им прикажу.
– Келоло, вы поступаете неправильно. Нельзя заниматься одним только сандаловым деревом, когда и поля таро, и рыбные запруды остаются без присмотра.
– Таро может расти само по себе, – мрачно констатировал Келоло, нырнув глубоко в море, чтобы больше не слышать этот надоедливый раздражающий его голос.
– Где он должен вынырнуть? – забеспокоился Эбнер.
– Вон там! – указал Кеоки, и миссионер бросился бежать по песку, придерживая одной рукой свою высокую шляпу, так, что когда вождь вынырнул из воды, на него уже смотре ли преданные глаза миссионера.
– Келоло, Господь требует, чтобы мы уважали всех тех, кто трудится.
– Эти люди принадлежат мне! – сердился гигант.
– И ещё я хотел поговорить о той каменной площадке, – продолжал Эбнер. Её до сих пор не снесли.
– Не вздумай прикасаться к площадке! – предупредил Келоло, но миссионера так возмутило поведение вождя, что он, прихрамывая, неловко подбежал к святилищу, где должны были отдыхать старые боги, и начал разбрасывать во все стороны находящиеся на нем камни.
– Не надо! – предупредил его Кеоки, но Эбнер его уже не слышал. Он стал поднимать древние камни один за другим и сбрасывать их в море. Один из них прокатился рядом с Келоло, и когда вождь увидел, как разрушается творение его собственных рук, он издал дикий вопль, и, позабыв о своих раз влечениях, рванулся к священнику. Схватив его за лацканы фрака, он сильно встряхнул маленького хромого миссионера и легко отшвырнул его в сторону.
– Не смей трогать камни! – зарычал Келоло.
Эбнер, ошеломленной таким неожиданным нападением, покачиваясь, поднялся на ноги и стал с удивлением изучать нагого великана, защищавшего каменную площадку. Взяв с земли свою шляпу и решительно надев её на голову, он смело двинулся вперед к этой коллекции камней.
– Келоло, – серьезным тоном начал миссионер, – это место таит в себе зло. Вы не позволяете мне построить новую церковь, а упорно продолжаете цепляться за злых старых богов. Вы не правы. – И вытянув указательный палец, он чуть ли не ткнул им в грудь вождя, укоряя его. – Это "хева".
Обнаженного воина, героя многих битв, так и подмывало схватить этого маленького надоедливого человечка и попросту уничтожить, но серьезность тона, с которым говорил Эбнер, остановила Келоло, и двое мужчин застыли под деревьями, пристально глядя в глаза друг другу. Наконец, вождь решился пойти на компромисс:
– Макуа Хейл, я обещал тебе выделить землю под строительство церкви, но я должен ещё немного выждать, пока мой король из Гонолулу не даст положительного ответа.
– Будем ли мы уничтожать это место скопления зла? – кивнул Эбнер в сторону каменной площадки.
– Нет, Макуа Хейл, – решительно произнес Келоло. – Считайте, что это моя личная церковь в старом стиле. А я по могу вам выстроить вашу церковь в новом стиле.
– Когда я становлюсь рядом с этими камнями, – тихо начал Эбнер, – я слышу голоса всех тех людей, которые были принесены здесь в жертву вашим богам. Это злые воспоминания.
– Это совсем другой храм, Макуа Хейл, – убедительно за говорил Келоло. Это храм любви и защиты. И я не могу от казаться от него.
Эбнер почувствовал, что на этом этапе можно было бы и подчиниться такому решению столь сложного вопроса, но он поступил по-своему. Все вышло так, что Келоло потом долго не мог забыть этого памятного дня. С почтением подняв один из камней, маленький миссионер внимательно оглядел его и заявил:
– Если вы полагаете, что эта глыба принадлежит храму милосердия, я вполне могу понять ваше желание сохранить это место. Но я собираюсь построить такую церковь, которая будет истинным храмом милосердия, и вы сразу увидите и по чувствуете разницу. К вашему храму, Келоло, могут подходить только знатные алии. Мой храм будет открыт для всех, и в первую очередь для слабых и бедных, тех, кто ищет милости Божией. И она будет распространяться из моего храма. По верьте мне, Келоло, в тот день вы сами явитесь сюда и своими руками выбросите все камни в море. – И Эбнер прошествовал к берегу с такой торжественностью, которую ему только могла позволить его хромота. Встав у кромки воды, он отвел руку с камнем назад, размахнулся и отправил глыбу подальше в море. Затем, держа в руках свою высокую шляпу, он вновь вернулся к Келоло и сказал:
