— В поезде, следующем в Белосток, в вагоне первого класса, недалеко от входных дверей, едут офицер жандармерии и четыре полицейских. Они вызывают подозрение. По-моему, это переодетые бандиты…
— Не ошибаешься? — прервал его Шведе.
— Герр унтерштурмфюрер, до сих пор меня не подводила интуиция. Я того офицера видел где-то в штатском. Я бы хотел, чтобы это была ошибка, но, судя по всему, я не обознался. Это не немец…
Шведе, посмотрев на часы, заметил:
— Поезд ушел. Мы уже не сможем ничего сделать. Это сделают в Белостоке. — Он снял трубку телефона и приказал соединить его сначала с железнодорожной станцией в Штрабли, а затем с гестапо в Белостоке. Дежурный по станции в Штрабли отозвался сразу же. Шведе приказал: — Поезду, следующему на Белосток, семафор не открывать. Задержать его, пока не получите от меня дополнительных указаний. Никаких претензий со стороны пассажиров! Путь заблокирован — и точка! Приказ отдал шеф гестапо в Вельске…
Через минуту на прямом проводе связи было отделение гестапо в Белостоке. Шведе попросил соединить его с Хаймбахом — начальником IV отделения.
— Хайль Гитлер! Герр гауптштурмфюрер, — говорил Шведе. — В поезде, следующем в Белосток, в вагоне первого класса, едут пять подозрительных личностей. Четверо переодеты в мундиры вспомогательной полиции, а на одном — форма жандармского офицера. Вооружены автоматами, в рюкзаках, по-видимому, гранаты. Сообщил об этом агент Штейн. Поезд я задержал перед входным семафором на станции Штрабли. Да… да… Понимаю… Через пятнадцать минут отправлю поезд… Хайль Гитлер! — Он положил трубку и обратился к агенту: — Все в порядке. Твои подозрения будут проверены. Смотри, Хаймбах не любит шуток. Если ты ошибся, то он спустит с тебя шкуру. Это не пустяк, задержать без причины целую группу полицейских во главе с офицером.
Максим не спускал глаз со сновавших по коридору гражданских пассажиров, офицеров и солдат, стараясь угадать в них возможных агентов гестапо. Однако в их поведении не замечалось ничего подозрительного. Он долго присматривался к музыканту-инвалиду, но и тот не вызвал у него сомнений.
На станции в Бельск-Подляски в их вагон село много солдат и офицеров. Сделалось шумно и тесно. Поезд отправился, но, не доезжая Штрабли, остановился у входного семафора. Паровоз долго и пронзительно гудел, требуя открыть семафор.
До Белостока оставалось три остановки. Там Максиму предстояло провести основную часть операции.
Полустанки Зимнохи, Холувки Дуже, наконец, Левицке. Поезд остановился. Один из партизан слегка толкнул Максима локтем и молча взглядом указал ему на окно.
На перроне было полно жандармов и эсэсовцев. «Проверка документов или это за нами?» — мелькнула мысль.
— Внимание! — шепнул Максим партизанам. — Во время проверки на вопросы отвечаю только я, а вы предъявите свои документы. Немецкого не знаете. Оружие держать наготове. Сохранять спокойствие. В случае опасности я атакую первым, а вы — в окно…
Жандармы и эсэсовцы вошли в вагоны. Поезд отправился дальше. Неожиданно кто-то резко открыл дверь их купе. Это был унтерштурмфюрер СС Ульман. За его спиной в коридоре плотной стеной стояли жандармы и эсэсовцы с автоматами наизготовку.
— Хайль Гитлер! — Ульман выбросил руку в приветствии. — Проверка документов, — обратился он к Максиму.
Тот, стараясь скрыть замешательство, ответил на приветствие, вытащил из кармана документ и передал его гестаповцу. Ульман долго и внимательно рассматривал предъявленную ему служебную книжку офицера жандармерии и наконец спросил:
— Где находится место вашего постоянного пребывания?
— В комендатуре Беловежа.
— Это ваши люди?
— Нет, из местной вспомогательной полиции.
— Прошу предъявить документы! — обратился к ним Ульман.
Четверо партизан передали ему свои удостоверения.
— Куда вы едете? — продолжал спрашивать Ульман, не спуская взгляда со всех пятерых.
— В белостокскую тюрьму, — ответил, стараясь быть спокойным, Максим.
— С какой целью?
— За тремя арестованными там бандитами, которых мы должны доставить в Беловеж.
— В чье распоряжение?
— Их потребовало на следствие местное отделение гестапо.
— У вас есть разрешение на выдачу вам бандитов?
— Конечно! Пожалуйста, вот письмо, которое я получил от унтерштурмфюрера СС Киллера, шефа гестапо в Беловеже. — Максим вручил гестаповцу документ, переданный ему Никором.
Ульман несколько раз прочитал бумагу. Ни содержание письма, ни печати не вызывали подозрений. Некоторое время Ульман стоял в нерешительности, глядя то на офицера жандармерии, то на документ, который держал в руках. Вдруг сквозь толпу жандармов протиснулся какой-то офицер, просунул голову в купе и долго, без единого слова, смотрел на Максима.
— Разрешите, — обратился он к Ульману, — задать коллеге несколько вопросов? Вы давно работаете в Беловеже?
— Больше года.
— Удивительно! Я столько раз бывал в комендатуре жандармерии в Беловеже, у меня там столько знакомых, но вас никогда не видел.
— Служба, постоянные поездки… — ответил Максим, усилием воли собрав нервы в кулак, так как понимал, что через секунду-две здесь может разыграться драма.
Гестаповец и офицер жандармерии, который только что задал эти вопросы, обменялись многозначительными взглядами. Затем Ульман обратился к Максиму:
— Извините, но сейчас такая обстановка. Приедем в Белосток, позвоним в Беловеж и все выясним. А пока ваши -документы и удостоверения полицейских я задерживаю. Оружие сдать! Поедете под стражей.
Ульман отвернулся от Максима, кивнул стоявшим за ним эсэсовцам и жандармам и сделал шаг в сторону, чтобы освободить проход.
И в ту же секунду произошло то, чего не ожидали эсэсовцы, заполнившие коридор вагона. Максим, стоявший на расстоянии шага от открытых дверей, почти неуловимым движением вскинул висевший у него на груди авто мат и нажал на спусковой крючок.
Перекрывая треск очереди автомата, Максим подал команду товарищам:
— В окно!
Крик Максима смешался с воплями немцев.
Первой очередью Максим скосил стоявшего рядом с ним Ульмана. Жандармский офицер тоже был убит. В это же время зазвенело разбитое стекло, и два партизана исчезли за окном.
Кто-то рванул стоп-кран, и поезд, заскрежетав тормозами, остановился. Максим, уже ни на что не обращая внимания, длинными автоматными очередями расстреливал жандармов и эсэсовцев. Вагон наполнился грохотом и дымом.
Жандармы и эсэсовцы тоже открыли огонь. Из-за тесноты в вагоне они не могли ворваться в купе Максима и, забравшись в соседнее, стреляли оттуда сквозь тонкую перегородку.
Максим заметил, что в купе он остался один, а четверо партизан по его команде успели выскочить наружу. Он тоже стал отходить к окну, но в это время был ранен и рухнул на пол. Однако сознания не потерял. Выхватив из рюкзака гранату, он швырнул ее в коридор. Блеск огня, грохот взрыва, звон сыпавшегося стекла, крики раненых…
