— Точно-точно, — пробормотала она. — Звезда Ксон. Пять и еще чуть-чуть парсеков в сторону Стрельца.
— Это по направлению к ядру галактики, — пояснила Лун. — Где находится огромная черная дыра, А-звезда Стрельца. Ведутся многочисленные спекуляции по поводу этой закрытой времяподобной…
— Ксон гораздо ближе ядра, — заявила Джан, сильно хлопая себя по щекам. — До дыры около девяти тысяч парсеков, доктор. И я бы с радостью слетала туда на прогулку на моем старом верном коне «Висельнике», но не думаю, что кто-нибудь захочет ждать тридцать тысяч лет, пока я туда доберусь, даже на ц.
На ц? Ах да, она имела в виду — со скоростью света. Святые небеса. У этой женщины есть релятивистский звездолет, припаркованный на орбите Меркурия. Но, может, это в другой параллельной вселенной? У меня голова пошла кругом. Или наконец подействовали пары травки, потому что мои десны начали терять чувствительность.
— Достаточно, — сказал я Лун. — Мне нужно наконец проверить, как там Тэнзи. Ты со мной?
Ее губы коснулись моих, мягкие, словно лепестки роз.
— Конечно. Джан за нас извинится.
— Да пожалуйста! — ступая с крайней осторожностью, Джан раздвинула шифоновые занавеси и, моргая, вышла на свет божий. — Ребята! — небрежный взмах рукой.
Лун произнесла тихие слова, и перед нами открылся Schwelle. За порогом, в темноте, виднелась стена дома и закрытое окно. Мы висели в воздухе. Луны не было. Свет в ванной, само собой, не горел, однако мерцал крошечный огонек на обогревателе. Выудив из кармана анодную трубку, Лун одной голубой вспышкой испарила стекло. Запахло горелой краской. Кусок реальности стерся волшебным ластиком. Я покачал головой.
— Все это очень красиво, Лун, но в последний раз, вернувшись на сборный нексус, я просто вывалился из зеркала.
Она уже занесла одну ногу на подоконник.
— Из параллели Рут? Той, куда Куп доставляет уничтоженных деформеров?
— Вообще-то из Хаймата, обиталища Мэйбиллин, — я последовал за Лун, приложив палец свободной руки к губам. Мне вовсе не хотелось примчаться на помощь Тэнзи посреди ночи — и убить ее сердечным приступом. А если вокруг ошивалась миссис Эбботт, не стоило сообщать ей о своем визите. — Это что, вроде… кэширований памяти? Операционная система запоминает последний проход, последний доступ?
— Что-то вроде. Фиксирую в доме одного живого человека.
— Внучатая тетушка Тэнзи — настоящая домоседка. Она, наверное, внизу. Может, уже спит. Не знаю, сколько здесь сейчас времени, — в этом мире — в моем мире. Что-то еще насторожило меня. Нет собачьего лая. Дугальд О’Брайен, наш верный пес, обладал почти сверхъестественной наблюдательностью. Волосы на моих руках встали дыбом. Нуда, верно, он пропустил все предыдущие вторжения. Бедный старик, должно быть, теряет нюх. Или эта сучка Эбботт что-то с ним сделала. Например, отравила. От одной мысли мне стало нехорошо.
— Подожди минутку, — Лун обернулась, держась за дверную ручку и пристально вглядываясь в меня в полумраке. — Что ты тогда делал в ванной?
— Поджидал маньяков с очередным трупом.
— Но как ты догадался, что мы появимся? Август, ты хочешь сказать, что эта твоя пожилая леди знала, что мы используем данный нексус для транспортировки?
— И была напугана до полусмерти. Она обнаружила вас несколько недель назад. Я как раз хотел спросить у тебя…
— Секундочку, — обогнув меня, Лун восстановила окно своей лучевой пушкой. Будто загрузила картинку откуда-то из буфера. Обожженная краска всплыла из вонючих черных пятен, побелела и растеклась по раме. Я увидел свое призрачное отражение в новом стекле.
— Значит, мыв Матрице, — сообщил я.
— В чем?
— Ну, как в кино. Значит, это правда. Все — обыкновенная симуляция. То, что вы называете Состязанием.
— Я не видела этот фильм, Август. Можно сказать так: очень упрощенная, грубая аппроксимация истинной онтологии. Но сейчас не место и не время для дискуссии, дорогой. Тебе не нужно отлить?
— Что?
— А мне нужно. Я слишком много выпила у Аврил, — совершенно ничего не стесняясь, Лун спустила брюки и трусы до колен и уселась на унитаз. Я услышал шипение, которое произвело на меня странный двойной эффект: извращенно-эротически-возбуждающий — и вызывающий желание тоже отлить, как иногда бывает с бегущей водой во сне. Лун аккуратно подтерлась и встала.
— Спустить — или ты следующий?
— Я хочу, но не могу. Только не перед… Нет, не спускай, помни, что мы стараемся вести себя тихо.
— Хорошо, — она вернула на место деревянную крышку. — Тогда веди, гид!
Так и не включив свет, я тихо приоткрыл дверь в темный коридор. Домашний аромат недавней готовки. Я вздохнул с облегчением. Значит, с Тэнзи все в порядке. Но ни звука — ни бормотания телевизора, ни симфонической музыки из проигрывателя. И никакого храпа; правда, нас от тетушкиной спальни отделяли два этажа. Кивнув Лун, я начал спускаться по лестнице.
В темноте и тишине мой мозг несся галопом, точно взбесившаяся лошадь. Необходимо было сопоставить невообразимое множество вещей за невообразимо короткое время. Есть ли у Тэнзи на пятке или подошве загадочная серебристая печать? Я этого не знал, так как никогда не видел ее босой. Пожилой возраст не позволял ей посещать со мной бассейн. И вообще, на самом ли деле тетушка являлась родственницей моего отца? Все, что мне говорили, оказалось поставленным под сомнение этой новой ужасно обширной и безвозрастной семейкой. Если Дрэмен и Анжелина действительно когда-то родили старого пердуна Септимуса, то кем же они были на самом деле? Уж никак не австралийцами в третьем поколении, потомками древнего и знатного — если не аристократического — эстонского семейства. А если они и правда приплыли из тех далеких краев, то прошло очень много времени с тех пор, как офицер иммиграционной службы поставил штамп в паспорт первого Зай-бэка.
На кухне горел свет, сияние пробивалось в щель под закрытой дверью, но Тэнзи никогда его не выключала — она думала, что это отпугивает воров. Должно быть, и вправду отпугивало, потому что к ней никогда не вламывались, хотя в Норскоте периодически случались вспышки грабежей. Однако, я полагал, что все дело в присутствии Доброго Ду. Добродушный пес, зато здоровенный, а когда он оскаливал зубы, то мог выглядеть весьма угрожающе для человека, крадущегося по двору в резиновой маскарадной маске и ломиком в руках. Я свернул в сторону (Лун следовала за мной по пятам) и помедлил возле спальни Тэнзи. Прадедушкины часы уютно тикали. Слегка пахло плесенью и старостью. Приоткрыв дверь, я приложил ухо к щели.
Дыхание, глубокое, медленное и звучное. Как будто два крепко спящих человека дышат в унисон. Наверное, решила, что я уехал в город и не вернусь допоздна, поэтому привычно пообедала в одиночестве, вымылась в ванной на первом этаже и легла спать. Я буквально задрожал от облегчения. Осторожно прикрыл дверь, обернулся и врезался в Лун.
