Аллин кивнула, и в этот момент открылась дверь. Любопытный лакей посторонился и впустил в комнату двух служанок с подносами. Девушка покраснела и выдернула руки из рук Темара.
Эсквайр посмотрел на служанок с той же безграничной отчужденностью, которая так раздражала его в современных дворянах. Все трое не поднимали глаз, но когда дверь за ними закрылась, эсквайр явственно услышал шепот, шиканье и смешки, разом прекратившиеся после отрывистого вопроса, заданного знакомым голосом.
— Мастер Девуар. — Темар любезно приветствовал Казуела, с подозрением заглянувшего в библиотеку. — Мы как раз собирались пообедать.
— Аллин? Ты что здесь делаешь? — Казуел внес две высокие стопки книг, тщательно перетянутые кожаными ремнями. Подложенная под них ткань защищала переплеты от повреждения. — Эсквайр Д'Алсеннен не должен сегодня никого принимать.
— О, ты же был ранен, да? — Глаза Аллин наполнились беспокойством. — Как ты себя чувствуешь? Но я послала сообщение от ворот, чтобы получить разрешение сьера.
— Благодаря Высшему Искусству барышни я вполне здоров, — улыбнулся Темар. — Ну, Казуел, что у тебя там?
— Еще ключи для твоих поисков, если сумеешь их извлечь, — напыщенно объявил маг.
— Велиндра говорила, что у тебя должен быть непревзойденный источник информации, — заявила вдруг Аллин.
Казуел неуверенно улыбнулся и стал развязывать книги.
— В наше рациональное время в Тормалине немного магов, но еще меньше среди них тех, кто любит старину.
— Она говорила о твоем брате? — Толстушка невинными глазами смотрела на Девуара. — По словам Велиндры, он должен слышать всякие сплетни и новости.
Маг поморщился.
— Вряд ли он нам чем-нибудь поможет.
Темар перевел взгляд с Аллин на Казуела, тщательно пряча улыбку.
— Прости меня, Казуел, я не знал, что у тебя есть брат.
— Амален Девуар — знаменитый музыкант и выдающийся композитор-новатор, — объяснила Аллин с простодушным восхищением. — Его произведения играют по всему Лескару и Каладрии.
— Еще один талантливый член вашей семьи, — произнес юноша, и Казуел нехотя кивнул. — Было бы полезно с ним поговорить, верно?
— Конечно, я мог бы его навестить, — выдавил маг. — Но думаю, мы гораздо больше узнаем из этих книг. Так что извини, Аллин, нас ждет важная работа.
— Аллин остается обедать, — категорично заявил эсквайр.
Отвернувшись от Казуела, он подмигнул девушке. У Аллин порозовели щеки. Она прикусила губу, чтобы скрыть улыбку, и поспешно уткнулась в лежащий перед ней пергамент.
Кабинет эсквайра Камарла, резиденция Д'Олбриота,
праздник Летнего Солнцестояния,
день второй, после полудня
— И я вернулся прямо сюда, чтобы предупредить вас. — Я закончил свой пересказ новостей Мисталя и ждал реакции эсквайра, неподвижно стоя перед ним — руки за спиной, ноги слегка расставлены. Эта спокойная поза ничем не выдавала мое внутреннее волнение, мое желание быть в городе, чтобы докопаться до корней всех этих слухов и подозрений.
Камарл сидел у окна, на столике рядом с ним лежала груда корреспонденции. Он медленно вертел в руках резной костяной нож для бумаг.
— Да, новости зловещие, как и эта история с вызовом от твоего имени. Тебе следовало сообщить мне об этом утром, прежде чем идти в фехтовальную школу. — Он посмотрел на меня и погрозил костяным ножом, хоть я и рта не открывал. — Я не собираюсь перебрасываться с тобой словами. Избранный или нет, ты должен держать меня в курсе событий, Райшед. Еще новости есть? Что-нибудь о нападении на Д'Алсеннена?
Я вздохнул.
— Вчера я обошел все казармы, где у меня есть друзья, побывал во всех когортах, с которыми вместе служил, спросил каждого нанятого стражника, кого только смог найти. Если б кто-нибудь из них хоть что-то знал или даже подозревал, он бы уже сообщил мне. Я готов поклясться головой, что эльетиммов в городе нет, но больше я ни за что не поручусь. У меня еще есть несколько человек, которых можно расспросить, но вряд ли они скажут что-то новое.
— Отправь кого-нибудь из присягнувших разносить твои письма. Мне нужна твоя помощь в другом месте. — Эсквайр улыбнулся, чтобы смягчить упрек, проскользнувший в его словах. — Сейчас я иду на собрание моего художественного общества. — Камарл указал на скромную элегантность своего наряда. Из всех драгоценностей эсквайр оставил лишь серебряный перстень с эмалевой рысью Д'Олбриотов. — Я встречусь там с людьми всех званий и услышу последние сплетни о Д'Алсеннене, Келларине и прочем, но все знают мое Имя и не станут слишком распускать языки. Поэтому я хочу, чтобы ты, Райшед, пошел со мной. Тебя никто не знает, следовательно, люди не будут тебя опасаться и осторожничать в разговорах.
— Особенно если их умело подтолкнуть, — согласился я.
Мне уже не раз приходилось держать глаза и уши открытыми
ради Дома. Быть присягнувшим в наше время значит гораздо больше, чем просто размахивать мечом.
— Но ты уверен, что меня не узнают? — Я несколько лет служил в Тормейле, прежде чем стал разъезжать по обширным поместьям Д'Олбриотов, выполняя разные поручения сьера.
— Никто не смотрит на лицо присягнувшего, — небрежно обронил Камарл. — Ты был тогда еще одним безымянным телом в мундире.
— Я одет для своей роли? — На мне были простые бриджи и куртка из хорошей ткани, ладно сшитая, но на вид — самая обычная.
— Для каменщика из Зыотесселы? Вполне, — улыбнулся эсквайр в знак одобрения. — Там будут и ремесленники, и торговцы, и дворяне. Одна из причин, по которым я вступил в это общество, — возможность расширить знакомства за пределы моего круга.
— А что думает об этом сьер?
Камарл сморщил нос.
— Он согласен, что это — прискорбная необходимость нашей эпохи.
Я засмеялся, обнаружив в этих словах холодный ум сьера.
— Мне нужно ответить на письма. — Камарл кивнул своему личному писцу, который терпеливо сидел в углу кабинета. — Это недолго. Встретимся у сторожки, Райшед. Поешь что-нибудь, если голоден.
Нижний зал снова был полон, но теперь здесь сидели кухарки, кухонная прислуга и судомойки, все в одинаково линялых платьях и рубахах, утративших форму от многократного кипячения. Они лениво сплетничали, наслаждаясь передышкой. Скоро они начнут готовить бесчисленные угощения для целого ряда частных ужинов в салонах и большого званого обеда, который сьер дает сегодня вечером. Леди Чаннис всегда следит, чтобы в дни вечерних приемов никто не заказывал роскошных дневных трапез. Мойщицы котлов и чистильщицы овощей бросали завистливые взгляды на кухарок, их было легко узнать по обветренным рукам. У самой низшей прислуги из судомойни руки были красные по локоть, а первые кондитеры и шеф-повар могли себе позволить скромное кружево на манжетах и маникюр.
