— Госпожа Ширакава, — произнес он, — господин Йода желает поговорить с вами.
Пытаясь скрыть страх, девушка вернулась в шатер, где на подушках уже расположился господин Йода. Женщины отошли в сторону и принялись разглядывать реку.
Каэдэ встала на колени и опустила голову, чувствуя на себе взгляд Йоды.
— Можешь подняться, — коротко сказал он. Грубый голос плохо сочетался с любезными словами.
— Шигеру повезло, — произнес Йода, вызвав смех мужчин, в котором Каэдэ уловила злость и угрозу.
Она думала, что Йода заговорит с ней о свадьбе или об отце, который уже прислал письмо, что не сможет приехать из-за болезни жены. Но слова Йоды удивили Каэдэ.
— Полагаю, Араи — твой старый приятель?
— Я знала его, когда он служил господину Ногучи, — осторожно ответила она.
— И Ногучи из-за тебя его прогнал, — сказал Йода. — Он сделал тем самым большую ошибку и уже расплатился за нее. Теперь, судя по всему, мне придется иметь дело с Араи у ворот собственного замка. — Он глубоко вздохнул. — Твоя женитьба на господине Отори как нельзя кстати.
Я невежественная девушка, воспитанная Ногучи, преданная и глупая. Мне ничего неизвестно об интригах между кланами, подумала Каэдэ.
Она сделала кукольное лицо и детским голоском ответила:
— Я лишь хочу выполнить желание господина Йоды и моего отца.
— Во время пути ты ничего не слышала о наступлении Араи? Шигеру никогда не обсуждал этот вопрос?
— У меня не было вестей от господина Араи с тех пор, как он покинул замок Ногучи, — ответила она.
— Говорят, он был твоим поклонником.
Каэдэ смело посмотрела на Йоду из-под ресниц:
— Я не виновата, что мужчины неравнодушны ко мне, господин.
Их глаза на мгновение встретились. Его взгляд был сверлящим, хищным. Она поняла, что Йода желает ее, как и все, раздразненный и возбужденный слухами.
К горлу подступило отвращение. Каэдэ вспомнила о спрятанной в рукаве иголке и представила, как протыкает ею плоть Йоды.
— Безусловно, — согласился он. — И мы не вправе винить мужчин за то, что они восхищаются тобой. — Через плечо он обратился к Абэ: — Ты был прав. Она великолепна. — Йода словно дал оценку неживому произведению искусства. — Ты собиралась в дом. Не буду тебя задерживать. Полагаю, эта жара не для твоего здоровья.
— Господин Йода.
Девушка вновь поклонилась до земли и на коленях попятилась к выходу из шатра. Шизука помогла ей подняться, и они ушли.
Девушки молчали до самой комнаты, затем Каэдэ прошептала:
— Ему все известно.
— Нет, — ответила Шизука, взяв расческу и начиная расчесывать волосы госпожи. — Он ни в чем не уверен. У него нет доказательств. Вы прекрасно держались.
Пальцы массировали виски Каэдэ. Напряжение постепенно спадало. Госпожа оперлась о плечо служанки.
— Я хочу поехать в Хаги. Ты отправишься со мной?
— Если этому желанию суждено сбыться, то я вам более не понадоблюсь, — улыбаясь, ответила Шизука.
— Мне кажется, ты всегда будешь мне нужна, — проговорила Каэдэ. В голос прокралась нотка печали. — Может, я буду счастлива с господином Шигеру. Если бы я не встретила Такео, если б он не любил…
— Ш-ш, — прошипела Шизука, чьи пальцы не переставали гладить голову госпожи.
— У нас могли бы быть дети, — продолжила Каэдэ, замедляя сонную речь. — Теперь это невозможно, а мне придется притвориться, что все будет хорошо.
— Мы на грани войны, — прошептала Шизука. — И не знаем, что будет завтра, не говоря уже о далеком будущем.
— Где сейчас Такео? Ты не знаешь?
— Если он до сих пор в столице, то в одном из тайных домов Племени. Однако, возможно, его уже вывезли за пределы феода.
— Я когда-нибудь увижу его? — спросила Каэдэ, не ожидая ответа.
Шизука промолчала, ее пальцы неустанно трудились. За открытыми дверьми расплывался в жарком воздухе сад, сверчки достигли пика своей трескотни.
Постепенно день сменялся вечером, начали расти тени.
Без сознания я находился всего несколько секунд. Когда пришел в себя, кругом была темнота, и я сразу догадался, что нахожусь внутри тележки. Кроме меня там было не менее двух человек. Один из них, как я узнал по дыханию, Кенжи, другой, судя по духам, девушка. Они вывернули мне руки за спину, удерживая туловище в согнутом положении.
Я почувствовал сильнейшую тошноту, словно меня ударили по голове. Тряска не шла на пользу.
— Меня сейчас вырвет, — сказал я, и Кенжи отпустил мою руку.
Когда я сел, тошнота уже подступала к горлу. Я понял, что девушка отпустила вторую руку. В своей отчаянной попытке сбежать я забыл про рвоту и ударился, закрыв голову руками, о крышку телеги, крепившуюся с одной стороны на петлях.
Она была прочно закреплена снаружи. Руку оцарапал гвоздь. Кенжи и девушка схватили меня, сломили сопротивление и прижали к полу. Кто-то снаружи резко прикрикнул.
Кенжи раздраженно прошептал мне:
— Замолчи и лежи тихо! Если люди Тогана найдут тебя, ты покойник!
Однако я потерял разум. Когда я был мальчиком, то приносил домой животных: лисят, горностаев, детенышей кроликов. Мне ни разу не удалось приручить их. Все, чего они хотели, слепо, интуитивно, так это вырваться и убежать. Теперь на меня нахлынула та же бешеная неугомонность. Мне было плевать на все, лишь бы Шигеру не подумал, что я предал его. Я никогда не останусь в Племени, им меня не удержать.
— Заткни его, — прошептал Кенжи девушке, и от ее удара мир снова поплыл перед глазами и пропал во тьме.
Когда я пришел в себя в следующий раз, то искренне поверил, что мертв и нахожусь в подземном царстве. Я ничего не видел и не слышал. Непроницаемая темнота, погруженная в полную тишину. Затем чувствительность начала возвращаться. Для мертвеца я слишком хорошо чувствовал боль. Горло ныло, рука пульсировала, запястье другой занемело, его слишком сильно отогнули назад. Я попытался сесть, но меня связали таким образом, что веревки не давали выпрямиться. Я повернул голову, встряхнул ею. На глазах была повязка, но труднее переносилось ощущение глухоты. Я понял: в уши что-то вставлено. Значит, слух не потерян.
К лицу притронулась чья-то рука, отчего я подпрыгнул. Повязку сняли, и я увидел Кенжи, сидящего рядом на коленях. Горела керосиновая лампа, освещая его лицо. Я вспомнил, как он опасен. Однажды он поклялся защищать меня хоть ценой своей жизни. Меньше всего мне теперь хотелось его защиты.
Его губы задвигались, произнося что-то.
— Я ничего не слышу, — сказал я. — Убери затычки.
Он вытащил их, и мой мир вернулся ко мне. Я некоторое время молчал, входя в него. Вдалеке текла река, значит, я еще в Инуяме. Дом, в котором я находился, стоял в тишине: все спали, кроме стражников. Они перешептывались с внутренней стороны ворот. Я догадался, что на дворе глубокая ночь, и тут услышал, как колокольный звон далекого храма пробил полночь.
