— В порядке, только мне нужно подготовиться. Вы возвращайтесь к маме, а я пока все закрою здесь.
Сара вымученно улыбнулась сиделке и поспешила прочь, чтобы избежать дальнейших расспросов. Она быстро прошлась по всему дому, проверяя двери и окна, затем остановилась посреди гостиной и сжала голову руками.
Защита ей нужна, помощь. Нужно поговорить с Джоном, нужно…
Она бросила взгляд в зеркало над камином, когда проходила мимо, и замерла на месте.
Страх. Этого он и добивается от нее.
Нет. Ничего не нужно. Надо самой разобраться с этим делом. Виктор — это как злокачественная опухоль. Однажды она эту опухоль уже вырезала, а теперь и рану прижжет. В другой раз он уже не вернется, об этом она позаботится.
33
Незнакомые улицы слились в одну, пока они ехали по городу. Фрэнк, задыхаясь от злости, рассказывал Джону о Лиззи, как она клялась ему, что дети из приюта.
Джон не перебивал его, но про себя обдумывал то, что узнал от Дрейка. Очевидно, Фрэнк хотел поговорить с ним о Кэти, но ему не давало покоя, кто тот, второй, который приходил в дом престарелых? Какое место он занимает в этом деле? И если он и усатый не одно лицо, так сколько же тогда человек охотилось за Кэти?
Джон вынул телефон и включил его. Тот сразу запикал: есть сообщения.
Он прослушал их — все от Сары.
Не откладывая на потом, он набрал ее номер.
— Ну и куда ты запропастился? Как там у тебя дела?
Джон покосился на стиснувшего зубы Фрэнка.
— Скажем, были проблемы со связью. Голос у тебя невеселый.
— С Джеки вчера несчастье приключилось. Сейчас в больнице.
— И как она там?
— Перелом руки и сотрясение мозга.
— Да что случилось-то?
— Она в аварию попала.
— Сочувствую.
— Спасибо. А у тебя что новенького?
— Нашел Фрэнка Тодда. Я сейчас с ним.
— А разве не он похититель?
— Нет.
— Ничего не понимаю! Конечно, может, из-за того, что ночь выдалась беспокойная.
— Говорит, он не знал, что у Кэти была своя нормальная семья. Они с женой ни о чем таком не подозревали, когда удочерили ее.
— Так где тогда…
— Удочерение проходило не совсем законным путем… — И Джон коротко рассказал ей, в чем дело, поглядывая на руки Фрэнка, судорожно сжимавшие руль. — Вот к этому греку мы теперь и едем.
— Когда ты вернешься?
— Завтра, наверное.
— Ты мне нужен, хочу, чтобы ты поговорил с сестрой того врача-пенсионера… Представляешь, забыла, как ее зовут!
— Я тоже не помню, надо посмотреть в книжке. — Джон удивился: Сара никогда не забывала имена. — Ладно, выясни пока, занимался ли ее брат усыновлением или приемными семьями. Не спроста же Кэти пошла тогда к нему.
— То есть ты хочешь сказать, она пошла не только для того, чтобы кого-нибудь пришить?
— Ты отлично понимаешь, что я хочу сказать.
— Извини, просто устала. Мне позвонить Сэму, поставить его в известность, что ты нашел Тодда?
— Повремени и с ним, и с Шарлоттой. Давай подождем, пока я поговорю с греком. Потом прикинем, что делать дальше. Вполне возможно, они не захотят впутывать полицию.
— Ну, этого мы сейчас не знаем.
— Давай все-таки подождем, пока я с ним поговорю.
— От твоих разговоров он может заподозрить неладное.
— Сара, позволь мне самому решать. Я же здесь, а не ты. Перезвоню тебе позже.
— Пока.
Она отключилась. Джон задумчиво смотрел на телефон.
— Она считает мою девочку виновной? — спросил Фрэнк.
— Честно говоря, у нее пока нет причины считать как-то иначе.
— Кэти не могла.
— Вы ее отец, для вас естественно так думать.
— Да ты не понимаешь! Вот слушай, я тебе сейчас случай расскажу. Когда ей было лет восемь, она шла домой из школы и увидела на обочине сороку. Ее, наверное, кошка помяла. Короче, эта полуживая сорока, вся в крови, растрепанная, хотела от нее упрыгать. Но Кэти, недолго думая, поймала ее и принесла домой. Сорока большущая, как только она ее донесла! И вот, приходит она, мой ангелочек золотой, домой и приносит птицу — та орет, вся в крови, в дерьме. Сэди как увидела, так сразу наотрез: не будет этой сороки дома, и точка! — Он тихо усмехнулся. — Ладно, когда я пришел, Кэти была в своей комнате. Нашла в шкафу коробку, перевязала как могла эту дрянную сороку и положила, значит, туда. А эта сидит, каркает по-своему, но уже не вырывается. А я и говорю: «Дочка, так она ж все равно умрет. Давай к ветеринару отвезу». — Он опять усмехнулся. — Никуда бы я ее, конечно, не повез, а Кэти, вот не смотри, что малая, похоже, догадалась. И говорит мне: «Нет, папочка, я ее вылечу». Ну а я думаю: «Да и хрен-то с этой сорокой, все равно помрет, так пусть хоть ребенок увидит, как это бывает». И я согласился. — Он покачал головой. Джон слышал в его голосе любовь — и гордость за дочь. Слышал так явственно, что ошибиться было нельзя. — Так знаешь что? Эта сорока потом два года около нашего дома болталась. Летать не могла, хромала, но жила.
— Удивительно…
— Ничего удивительного, вот такая она, Кэти! — сказал Фрэнк. — Думаешь, почему она в медсестры пошла? Она лекарь, лекарь настоящий. Она не берет жизнь, а дает. Поэтому и со старичьем возилась. Думает, что помогает им достойно прожить конец жизни. И плевать я хотел, кто там что болтает: не стреляла Кэти, и все!
Джон не стал возражать. Это было бы бесполезно. Пусть не по крови, но Кэти Джонс была дочкой Фрэнка Тодда, а тот — ее отцом. И он никогда бы не поверил ничему плохому о ней.
— Фрэнк…
— Чего?
— В тот день, когда вы подрались в клубе… Ну, с усатым…
— Ну и?
— Это кто был?
Фрэнк вынул из бардачка сигареты. Одну предложил Джону, а другую, не закуривая, сунул в рот.
— Сказал, будто бы детектив, как и ты.
— Частный?
Фрэнк кивнул:
— Нахальный такой… Поначалу все с сыном приставал, а потом принялся про Кэти расспрашивать, типа страдала ли она от депрессии, фигню всякую, вот я ему и навешал.
— То есть он интересовался ее психическим здоровьем?
— Ну да, есть ли какая наследственная болезнь, ну, и прочее. Мне это тогда ох как не понравилось. Я и ответил ему: «Слышь, ты, меня о таком даже на исповеди не спрашивают».
Джон нахмурился:
— А он говорил, зачем ему это нужно?
— Сказал, Кэти хочет на работу устроиться, да только ни хрена я ему не поверил. У Кэти работа и так была, она ее любила и менять не собиралась. Пришлось ему накостылять, чтоб заткнулся.
