— Нет, забудь об этом. Она странная девочка. У нее множество сверхъестественных страхов. Со временем все пройдет.
— Конечно, вот Сефтон уже не причиняет тебе никаких проблем, она прямо шагает к цели, не обращая внимания на окружающих.
— Да, она будет успешной директрисой, как на днях заявила мне Джоан.
Клементу не понравилось, что между Джоан и Луизой был разговор. Подыскивая реплику, он хотел вставить что-нибудь по поводу судьбы Алеф, но вовремя сдержался.
Воспользовавшись его молчанием, Луиза открыла дверь и сказала:
— Меня не слишком обрадовала перспектива знакомства с тем мужчиной у нас дома, не мог бы ты попросить Лукаса дать мне некоторые пояснения? Насколько я понимаю, в этом деле нет никакой спешки.
Вновь поднявшись к себе спальню, Луиза сняла твидовую юбку, легкий шерстяной жакет и белую блузку с высоко поднятым воротничком. Она переоделась в старое теплое платье, которое с давних пор чудом избегало участи попасть в магазин благотворительных распродаж.
«Мне вовсе не хочется принимать в нашем доме того мужчину, — подумала Луиза, опустившись на край кровати. — Лукас и Клемент обезумели. После этого приема я не соглашусь больше ни на какие предложения. Как же мне не нравятся все эти маски, не нравятся маскарады, когда весь дом дрожит, как натянутая струна. Это все выдумки Тедди, он обожал шумные сборища в карнавальных костюмах, обожал знакомства с новыми людьми. Впрочем… тогда это было вполне уместно, в большом доме в те прежние времена, когда Тедди был еще жив…»
Мой сидела на полу в своей мансарде, наблюдая, как Анакс лакает молоко. Лишь недавно она обнаружила, что этот пес любит молоко. Ей нравилось смотреть, как он пьет. Но полезен ли этот продукт собакам? Анакс задрал длинную серую морду и посмотрел на Мой. Вид у него был грустный. Когда она зашла к нему после школы, он радостно помахал хвостом и послушно поднял лапу. Но после расставания с Беллами она ни разу не видела Анакса в состоянии бурного, бьющего через край веселья. Мой протянула к нему руку, и пес подошел к ней, не слизав еще попавших на морду молочных капель. Она ловко вытерла их краем плотной салфетки и приласкала пса. Оба они были несчастными бродягами или даже изгнанниками. Мой уже смастерила маски для будущей вечеринки по случаю дня своего рождения. Эти маски делались из самых разных материалов: папье-маше, картона, жесткой обивочной ткани и фольги. Она соединяла детали с помощью клея, тесемок, пластилина, клейкой ленты и изогнутых бумажных скрепок. Приглашенные на день рождения гости сами делали, покупали или брали напрокат маски, а всем родственникам полагалось одевать маски Мой, которые раздавались каждому, разумеется, тайно, непосредственно перед началом вечеринки. Отчасти из-за отсутствия Клайва, Эмиля и Адварденов и также неизбежно и Беллами, отчасти подругам секретным причинам вечеринку в этом году устраивали только для близкого семейного круга. Готовые маски Мой спрятала в шкаф. Сначала она положила их на открытую полку, но ей не понравилось, как Анакс поглядывал на них. Мой встала и открыла на минутку дверцу шкафа. Новые маски получились неудачными, какими-то злыми. Она закрыла дверцу. Может быть, они не удались, потому что обман никогда до добра не доводит? Даже веселые маски казались злыми. Мой подумала: «Больше я не буду их делать». Выбрав один из своих беспокойных кремневых обломков, она пригляделась к крошечной трещинке в его блестящей поверхности, потом понаблюдала, как севшая на ее руку муха потрогала ее кожу своими усиками, вымыла лапки и втащила их под круглую головку. Мой положила камень на место. Муха улетела.
Теперь по ночам Анакс спал не в корзине, а вместе с Мой на кровати. Такое сближение радовало ее, но и тревожило. Эту комнату населяло множество таинственных живых обитателей, множество существ, излучающих разную жизненную энергию. Может, Анакс стал бояться камней так же, как раньше испугался масок? В какой-то момент Мой показалось, что он хочет наброситься на эти маски. Может быть, камни тоже настроены враждебно? Она собирала их уже давно в самых разных местах. Мой забирала с собой любой попавшийся под руку камень. В ее домашнем саду было полно камней. Ей казалось, что они должны радоваться тому, что их выбрали из огромного множества. Но возможно, она ошибалась. Мой осторожно дотронулась до большого конусовидного камня, покрытого рунами золотистого лишайника. Он был найден около крупного обломка серой скалы в прибрежных холмах около коттеджа Беллами. Позднее, вспоминая те места, Мой стала все чаще думать, что тот обломок и этот камень прожили вместе на том склоне зеленого холма много веков, даже тысячелетий, и теперь тоскуют, разлученные друг с другом. Возможно, она должна отвезти этот камень обратно. Но она не помнила точно, где именно нашла его, к тому же Беллами выставил коттедж на продажу, и она уже никогда больше туда не поедет. Иногда камни приходят в движение. Может, этот несчастный камень однажды выйдет на улицы Лондона и отправится искать своего потерянного и покинутого друга? Один раз, зайдя в свою комнату, Мой обнаружила этот камень на полу.
Отвернувшись от страдающего камня, она увидела спокойный, исполненный печали взгляд Польского всадника, странствующего в золотистом утреннем свете, размышляющего о своей миссии, возможно, о покинутом навсегда доме. Мой понимала, что он вглядывается в далекие, невиданные очертания гор, едва проступающие из рассеивающегося сумрака, отважный, спокойный и верный рыцарь, умный и одинокий.
Отойдя от картины, она направилась к двери, лелея свою непроходящую внутреннюю боль. «Судьба, одиночество, печаль, морская стихия. Я земная девочка, зачарованная морской стихией». Мой задумалась о судьбе Колина и чернолапого хорька, задумалась о безбрежном источнике слез.
Сефтон, устроившись на полу в своей маленькой спальне, читала «Историю Пелопоннесской войны» Фукидида. Она лежала на животе, упираясь локтями в ковер и скрестив голые ноги, торчащие из вельветовых брюк. Конечно, она уже множество раз прочитала этот исторический труд, но любила перечитывать некоторые отрывки, поражающие ее невозмутимостью, благородством, красотой и ужасом. Во время чтения слезы невольно начали струиться по щекам Сефтон.
«И в назначенный день Никий повел в наступление свою армию, но сиракузцы и их союзники продолжали упорно атаковать, со всех сторон забрасывая противника дротиками и поражая метательными снарядами. Афиняне пробивались к берегу реки Ассинаре, отчасти потому, что, жестоко теснимые со всех сторон многочисленными всадниками и разнородными отрядами, стремились найти спасение, переправившись через реку, а отчасти по причине жажды и изнеможения. Забыв о строевом порядке, они бросились в воды Ассинаре, каждый воин стремился первым достичь спасительного берега, но вражеский натиск сильно затруднял переправу. Вынужденные двигаться в плотной хаотичной толпе, афиняне падали и давили друг друга, некоторые погибали сразу, пронзенные своими собственными копьями, а других, запутавшихся в снаряжении, уносило потоком по течению. На дальнем крутом берегу реки стояли ряды сиракузцев. Град их метательных снарядов обрушивался на афинян, большинство из которых жадно пили воду, все они беспорядочно толпились на мелководном участке реки. Вода сразу замутилась, но ее все равно пили, не обращая внимания даже на то, что илистая взвесь окрасилась кровью. Многие из афинян действительно нашли там свою погибель. Наконец река заполнилась грудами мертвых тел, и когда афинская армия оказалась практически уничтоженной — часть воинов осталась в реке, а те, кому удалось переправиться, попали в окружение вражеской кавалерии, — Никий сдался Гиллипу».
