Бак встал на сиденье и проверил полки. Никого. Он лег на пол и заглянул под сиденья. Никого, кроме его собственной сумки, стопки белья, запасов провизии, воды, масла и бензина. Можно было подумать, что Циона украли.
Что теперь было делать? Пока Бак был занят с офицером, мимо не проезжала ни одна машина. В темноте он побоялся кричать Циону. Когда он успел выбраться из автобуса? Чтобы создать видимость для просажающих мимо, Бак сел в кабину, завел двигатель и проехал несколько метров по обочине. Ярдов через двести он попытался развернуться, но обнаружил, что должен сделать это в три приема. Он проехал по другой обочине, поднимая клубы пыли, включив красные габаритные огни.
«Ну же, Цион! Дай мне знать, что ты не отправился пешком в Египет!» лихорадочно думал он.
Может быть, посигналить? Вместо этого он проехал еще пару сотен ярдов на север и снова развернулся. На этот раз в свете фар он заметил, как его друг едва заметно махал вдалеке из группы деревьев. Забравшись в автобус, Цион бен-Иегуда лег на пол рядом с Баком. Он тяжело дышал.
— Если вы когда-либо задавались вопросом, что значит притча о Боге, творящем удивительные вещи, то вот вам ответ на этот вопрос, — сказал Цион.
— Ради всего святого! Что произошло? — спросил Бак. — Я уже думал, что нам крышка.
— Я тоже так думал! — сказал Цион. — Я дремал и практически не понял, что нужно что-то делать с мотором. Когда вы подняли капот, я понял, что хочу облегчиться, и вышел из автобуса. Вы заливали воду, а я, едва успев отойти на пятнадцать метров от дороги, заметил, как подъехала патрульная машина. Что будете делать вы, я не предполагал, но понимал, что в автобусе находиться не должен. Я направился сюда, обращаясь к Богу с молитвой, чтобы вам удалось как-нибудь от него отделаться.
— Так вы слышали наш разговор?
— Нет. А что он такого сказал?
— Вы не поверите в это, Цион. — И Бак по дороге к границе рассказал ему всю историю.
Пока автобус катился в темноте, мужество Циона заметно росло. Сидя на переднем сиденье, позади Бака, он не прятался и не пригибался к полу, а наклонился вперед и настоятельно говорил что-то Баку прямо в ухо.
— Камерон, — слышал Бак его слабый и дрожащий голос, — я схожу с ума, когда думаю о том, кто позаботится о моей семье.
— Я не знал, как вас об этом спросить, но что обычно происходит в подобных случаях? Я имею в виду ситуации, когда этим занимаются псевдоофициальные группировки.
— Это меня и беспокоит. Никогда не знаешь, что станет с телами. Похоронят их или сожгут? Я не знаю. Но при одной мысли об этом я ощущаю боль и горечь.
— Цион, я не хочу наставлять вас в вопросах духа. Вы — человек слова и глубокой веры. Цион прервал его.
— Не говори глупости, мой юный друг. То, что вы не ученый, вовсе не значит, что вы менее зрелы в вопросах веры. В конце концов, вы стали верующим раньше, чем я.
— И все-таки, сэр, мне трудно понять, как поступать в случае такой личной трагедии. Я не смог бы пройти через то, что выпало на вашу долю, по крайней мере, не смог бы это сделать так, как вы.
— Не забывайте, Камерон, что по большей части мной управляют эмоции. Сейчас я пережил сильнейшее потрясение, но худшие дни еще впереди.
— Честно говоря, я беспокоюсь за вас, Цион. Но вы способны плакать, а слезы — это большое облегчение. Мне страшно за тех, кто проходит через такие муки без слез.
Откинувшись обратно на сиденье, Цион замолчал. Бак про себя за него молился. Наконец Цион наклонился к нему снова.
— Я получил слезы по наследству, — сказал он. — Столетия слез.
— Цион, я хотел бы сделать для вас что-нибудь реальное, — сказал Бак.
— Реальное? Что может быть ощутимее того, что сделали вы, вселив в мою душу оптимизм? Кто бы стал это делать ради практически незнакомого человека?
— Мне кажется, я знал вас всегда.
— Бог дал вам средства, которых нет даже у моих самых близких друзей. — Цион, казалось, глубоко погрузился в мысли. Наконец он вымолвил:
— Камерон, есть одна вещь, которую вы можете сделать, чтобы я чувствовал себя еще комфортнее.
— Все, что угодно.
— Расскажите мне о вашей небольшой группе верующих там, в Америке. Как они называются?
— «Отряд Скорби».
— Да! Мне нравится слушать такие истории. Куда бы я ни приезжал со своими проповедями, чтобы помочь обратить в веру более 144 тысяч евреев, ставших теперь свидетелями, о которых говорится в Писании, везде слышал чудесные истории о тайных собраниях. Расскажи мне все о вашем «Отряде Скорби».
Бак начал с самого начала. Все началось в самолете, где он был обыкновенным пассажиром, Хетти Дерхем — бортпроводницей, а Рейфорд Стил пилотом. Во время рассказа он наблюдал за Ционом через зеркало заднего вида, действительно ли тот слушает или только делает вид. Бак удивлялся, как его собственное сознание работало сразу в двух направлениях. Рассказывая что-то, он успевал думать о другом. Бак живописал о том, как он подслушал рассказ Рейфорда о духовных поисках, о встрече с Хлоей и возвращении вместе с ней в Чикаго из Нью-Йорка в тот самый день, когда она молилась со своим отцом о приближении к Христу, о встрече с Брюсом Барнсом и его духовном наставничестве. Одновременно Бак пытался побороть страх, возникающий при мысли о пересечении границы, и размышлял, стоит ли рассказывать Циону о смерти Брюса Барнса, человека, которого тот никогда не видел, но с которым переписывался, надеясь когда-нибудь послужить вере вместе.
Бак закончил свою историю, не договорив о последних днях, когда «Отряд Скорби» вновь воссоединился в Чикаго, прямо перед войной. Бак чувствовал, как при приближении к границе растет напряжение Циона. Казалось, что он стал больше двигаться, чаще перебивать, быстрее говорить и задавать больше вопросов.
— И пастор Брюс работал в церкви столько лет, не будучи истинным верующим?
— Да. Это печальная история, о которой даже ему самому было тяжело рассказывать.
— Не могу рассчитывать на встречу с ним, — сказал Цион. — Я буду скорбеть о семье и скучать по родине, заменявшей мне родителей. Но помолиться вместе с вашим «Отрядом Скорби», открыть вместе с ними Писание это было бы бальзамом для моих ран, целительной мазью для моих страданий.
Бак затаил дыхание. Он хотел прервать разговор, сосредоточить свое внимание на дороге, на приближающейся границе, но не мог не выразить чрезвычайного почтения к Циону:
— Вы встретитесь с Брюсом Барнсом, когда Он явится в славе Своей, сказал Бак.
Бак бросил взгляд в зеркало. Без сомнения, Цион слышал его слова и понял их, потому что опустил голову.
— Когда это случилось? Бак сказал ему.
— А как он умер?
Бак рассказал ему все, что знал.
— Мы, наверное, никогда уже не узнаем, что его убило: вирус, который он подхватил за океаном, или взрыв в больнице. Рейфорд сказал, что на его теле не было никаких следов.
