— Бабуль, а есть что поесть? — сбросив куртку, заглянул в гостиную Ханс. Следующий за ним Велимор почтительно поклонился.
— В холодильнике посмотрите, — ласково улыбнулся друид. Черные пылающие глаза его внимательно осматривали ребят.
— У, в холодильнике я и сам знаю — что, — заныл Ханс. — Суп бы сварила, что ли… — Последнюю фразу он произнес еле слышно, не те еще были отношения. Ничего, придет время…
Пошарив в морозилке, мальчик сунул в микроволновку курицу, оглянулся на топтавшегося на пороге Вэлмора:
— Есть будешь, Вэл? Правда, хорошо мы сегодня играли? Если не забыл, тот, кто на гитаре, это Нильс, а за ударными Стигне, она вообще классная девчонка… Ой, чуть не забыл!
Ханс прибежал в гостиную и уселся на диван рядом с бабулей:
— Бабушка Анна-Ханса, ты случайно жетон от камеры хранения не теряла?
— Не теряла… Жетон… Жетон? Жетон… Ах, да, конечно, теряла! Ты что, его нашел?
— Не я, полицейские. Позвони в транспортную компанию, спроси Фриду. Вот телефон. Нашлись наконец твои вещи!
— Вещи? Очень хорошо… — Друид рассеянно покивал головой и неожиданно улыбнулся. — А скажи-ка, отрок, у вас в водопаде случайно никто не тонул? Ну, скажем, осенью или в конце лета?
Ханс вздрогнул и покачал головой:
— Однако, я смотрю, это уже и до Канады дошло. Тонул, конечно, один молодой парень, русский музыкант. Классный, между прочим, ударник! Еле вытащили… он до сих пор в коме.
— В коме?
— Ну да, лежит уже пятый месяц неподвижно, только глазами, говорят, иногда зыркает.
— Ай-ай-ай. Бедный парень! Музыкант, говоришь?
— Ну да, молотила.
— Ах, он еще и моло… молотобоец? Кузнец?
— Сама ты кузнец, бабуля! Говорят тебе — ударник!
— Удар-ник? И кого же он ударил? А, видно, молотил цепом просо, ударял… да, большая для того сила нужна, хотя не столько и сила, сколько выносливость да разуменье. И хороший же ты парень, Ханс!
Ханс неожиданно засмущался:
— Да ладно…
— А где тот… удар-ник сейчас лежит?
— Да недалеко, в клинике доктора Норденшельда! Это знаешь какая клиника? Супер! Но, конечно, и не дешевая… Ой, ничего, что я на «ты»?
— Ничего. Мы ведь с тобой родичи, парень! Расскажи-ка лучше про эту… кли-нику. Там есть стража? Туда, наверное, трудно попасть?
— Стража? — Ханс рассмеялся, — Ну, да, конечно, есть, а как же! Охранник Макс, знаешь какой сильный? И в шахматы многим фору даст. А! Никак ты, бабуля, тоже в этой клинике полечиться собралась?! А я-то думаю, и чего ты расспрашиваешь?
— Да-да, полечиться, — почему-то обрадовавшись его словам, закивала бабуся. — Болят старые костушки.
— Полечись, полечись, — улыбнулся Ханс. — А про клинику тебе наш сосед, доктор Арендт, больше бы рассказал, да уехал, вот, на Рождество в Осло. Ой! — Мальчик даже подпрыгнул на мягком диване. — Ведь чуть не забыл — там же Марина работает медсестрой, русская, она и за мной часто присматривает, по поручению общества милосердия. Очень хорошая женщина, добрая, хоть болтают невесть чего про русских.
— Клиника. Марина. Общество мило-сердия… — прикрыв глаза, задумчиво повторил друид. — Хорошо бы поближе познакомиться с этой Мариной. И, я думаю, у нас найдется много лишних вещей для общества?
— Да, конечно же! — бурно обрадовался Ханс. — Молодец, бабушка! И как это я, дурак, раньше не догадался? Ведь они — и Марина, и подруга ее, Марта, — все время ко мне приходят, заботятся, опекают. Без них да без друзей что бы и делал?
Ханс вдруг погрустнел, взглянул на висевший на стене потрет в траурной черной рамке. Родители… Уже больше месяца прошло с их смерти, а все никак не привыкнуть.
Кажется, вот сейчас откроется дверь, заглянут по очереди оба. Сначала мама: «Привет, музыкант!», потом отец: «Что, футбол еще не начался?» Ханс вытер локтем набежавшие слезы.
Дверь приоткрылась.
— А, это ты, Вэл. Заходи, сейчас спорт посмотрим. Бабушка, он что, совсем ничего не понимает?
— Совсем-совсем, — друид скорбно поджал губы. — Он не из этого мира.
— Да я уже заметил. А с виду такой приятный парень, вот и Стигне понравился… Слушай! — Ханс хлопнул себя по коленкам. — А ведь тут у нас и еще одна клиника есть, только подальше, за Черным лесом. Психиатрическая! Вот бы Вэлмора там полечить, может, и помогло бы? А, Вэл? Не понимаешь… Я знаю, так бывает, что сначала у пси… у ненор… в общем, сначала всякие обострения, а потом — полежат немножко, и ничего, снова вполне нормальные люди. Да вот хоть взять Магн, певицу! Знаете…
— Магн?! — воскликнул друид. Очи его полыхнули на миг лютой нечеловеческой ненавистью и злобой. Впрочем, черный колдун быстро с собою справился. Спросил как ни в чем не бывало:
— Магн дуль Бресал?
— Не знаю, кого она там бросала, — тут же отозвался Ханс. — Но нас ни разу не кинула, хоть и брала несколько раз наш усилок.
— Где живет эта Магн?
Ханс пожал плечами:
— Честно говоря, я не знаю. Говорят, с «новыми хиппи» в коммуне тусуется. Если так — плохо дело, хиппи и травку курят, да и, ходят слухи, чем-то посильней балуются. Магн-то и так Сумасшедшей прозвали, куда ей еще колоться?
Друид больше не слушал его. Встав, прошелся по комнате, потом, пододвинув кресло, уселся к окну, да так и просидел там до поздней ночи, повторяя про себя: клиника, Марина, Магн. А та ли это Магн? И тот ли парень?
Резко поднявшись с кресла, друид пнул прикорнувшего у дивана волхва:
— Вставай! Ты поможешь мне.
За окном, выходящим в сад, светила серебряная луна.
Взглянув на луну, Марина Левкина улыбнулась. Совсем как у нас, в Питере, на Новый год. Ледяные горки в Озерках, гулянье на Дворцовой, украшенный праздничными огнями Невский… А Димка-то, сын, как подрос! В аэропорту и не узнала — вытянулся уже чуть ли не с бабушку. Первоклассник… Хорошо все-таки, что она успела выправить к Новому году все необходимые бумаги. Теперь есть куда торопиться после смены. Вернее — к кому. Вот оно, оказывается, счастье-то — пить чай вместе с матерью, вспоминая питерское житье-бытье, гладить непокорные кудряшки сына, так похожего на отца… Хорошо бы только внешне. Тот-то был гад, конечно, задурил мозги, а потом свалил — рожай, воспитывай! На какие шиши, интересно? Хорошо, когда Димка подрос, подвернулась работа в Норвегии, и не какая-нибудь, а по специальности. Да и тут пришлось приложить немало стараний, чтобы найти приличное место — одни слюнявые губы доктора Арендта чего стоят. Женатый, называется, человек! Сволочь… Хотя стоит ли так уж его осуждать? В конце концов, если б не он, неизвестно еще, как бы все обернулось.
Привычно проверив больных, Марина сделала назначенные уколы и зашла в угловую палату, где, обставленный мудрой медицинской аппаратурой, сверкающей изумрудными экранами и никелем, лежал в коме русский музыкант Игорь Акимцев. Лежал уже пятый месяц. Бородатый, со спутанными волосами цвета спелой ржи и синими, вернее, темно-голубыми глазами, прикрытыми тяжелыми веками.
