Мона быстро втянула ноги обратно на кровать, перекатилась к стене, её рука скользнула…
— Не шевелись, сучка.
В голосе было что-то такое, от чего по спине у Моны побежали мурашки, и именно потому, что звучал он чертовски весело. Как будто нет ничего приятнее, чем проломить кем-то дверь. Особенно если этот кто-то — Прайор.
— Я говорю, и пальцем не шевели…
Женщина в три шага пересекла комнату и была уже совсем близко, настолько близко, что Мона почувствовала холод, исходивший от её кожаной куртки.
— Ладно, — выдавила Мона, — ладно…
Тут холодные руки подняли её рывком, а потом она оказалась распластанной на спине — плечи сильно вдавлены в темперлон, и что-то — шокер? — уткнулось ей прямо в лицо.
— Откуда у тебя эта штучка?
— Ну, — выдавила Мона, словно речь шла о чём-то однажды виденном, но после совершенно забытом, — это было в куртке моего парня. Я одолжила у него куртку.
Сердце у Моны билось где-то под горлом. Что-то в этих очках…
— А этот ублюдок знал о ней?
— Кто?
— Прайор, — сказала женщина, отпуская её, чтобы повернуться к Прайору.
Тут она его пнула — раз, другой, потом ещё и ещё — и довольно сильно.
— Нет, — сказала женщина, так же внезапно останавливаясь, — не думаю, что он знал.
В дверях возник Джеральд; вид у него был такой, как будто вообще ничего особенного не случилось, за исключением сломанной двери. Он с сожалением поглядел на её остатки, те, что ещё держались у косяка, провёл большим пальцем по краю разлетевшейся в щепы филёнки.
— Хочешь кофе, Молли?
— Два кофе, — ответила женщина, рассматривая шокер. — Мне — чёрный.
Мона маленькими глотками пила кофе и изучала прикид и причёску незнакомки. Обе они ждали, когда очнётся Прайор. По крайней мере, ничего другого они как будто не делали. Джеральд снова куда-то исчез.
Та, которую Джеральд называл Молли, не походила ни на один тип женщин, которых Мона когда-либо видела. Моне никак не удавалось определить, какой у неё стиль; единственное, в чём Мона была уверена, — это в том, что денег у этой Молли хватает. Причёска Молли была европейской, Мона видела такие в журнале. Она была в общем-то уверена, что едва ли этот стиль — стиль сезона, но стрижка удачно сочеталась со стёклами, которые оказались имплантантами, вживлёнными прямо в кожу. Мона видела такие однажды у таксиста в Кливленде. И на женщине была короткая куртка очень тёмного коричневого цвета — на вкус Моны, слишком скромная, но явно новая и с широким овчинным воротником. Куртка была распахнута, и под ней, закрывая грудь и живот, виднелась странная зелёная штука, похожая на броню, — чем она, догадалась Мона, наверное, и была. Джинсы скроены из какой-то серо-зелёной, как бы мшистой замши, толстой и мягкой — Мона подумала, что это лучшее в прикиде незнакомки. Она сама была бы не прочь заиметь такие же, разве что их портили ботинки. Эти чёрные ботинки с массивными каблуками напоминали те, которые носят мотогонщики: прокладки из жёлтой резины, широкие тёмные полосы по всему подъёму, повсюду хромированные пряжки, а ещё ужасные толстенные подошвы. И откуда у неё такой лак для ногтей цвета красного вина? Мона даже не думала, что такой ещё производят.
— На что ты там, чёрт побери, пялишься?
— А… ваши ботинки…
— Ну и?
— Они не подходят к брюкам.
— Специально их надела, чтобы выбить дурь из Прайора.
Прайор на полу застонал и сделал попытку подняться. Моне хватило одного взгляда, чтобы почувствовать, что её сейчас стошнит, и она попросилась в ванную.
— Не пытайся сбежать.
Женщина, казалось, наблюдала за Прайором, но за этими стёклами… Кто знает, куда она на самом деле смотрит?
Почему-то она находилась в ванной с косметичкой, пристроенной на коленях, сидела на унитазе и поспешно готовила дозу. Кристалл размолола недостаточно мелко, так что наркотик опалил нёбо, но, как говаривала Ланетта, не всегда же есть время на приятные мелочи. И опять же, разве ей теперь не намного лучше? В ванной Джеральда был небольшой душ, но, судя по внешнему виду, им очень давно не пользовались. Присмотревшись поближе, Мона заметила, что вокруг стока наросла серая плесень и виднелись пятна какой-то грязи, очень похожей на засохшую кровь.
Вернувшись, она увидела, что женщина за ноги волочёт Прайора в соседнюю комнату. Мона разглядела, что Прайор в носках и без ботинок, как будто он собирался соснуть. На голубой рубашке темнели пятна крови, и лицо было сплошь в синяках.
Если Мона что и испытывала, когда наступал приход, так это чистое и невинное любопытство.
— Что вы делаете?
— Думаю, придётся его разбудить, — сказала женщина так, как говорят в подземке о заспавшемся пассажире, который вот-вот пропустит свою остановку.
Мона прошла за ней в рабочую комнату Джеральда, где всё было белым и по-больничному чистым. Она молча смотрела, как женщина взгромоздила Прайора в кресло наподобие парикмахерского — со всякими рычагами, кнопками и прочими причиндалами. Похоже, дело не в том, что она такая сильная, подумалось Моне, просто она знает, куда переносить вес. Голова Прайора свесилась на сторону, когда женщина закрепила у него на груди чёрный ремень. Мона начала было уже испытывать к нему жалость, но тут вспомнила Эдди.
«Что это?»
Женщина наполняла белый пластиковый сосуд водой из хромированного крана.
Мона всё пыталась это произнести, чувствуя, как под действием «магика» сердце убегает из-под контроля. «Он убил Эдди», — пыталась сказать она, но ничего не выходило. Но потом, наверное, что-то получилось, поскольку женщина ответила:
— Ну с него станется… если ему позволить. Она выплеснула воду на Прайора — в лицо и по всей рубашке. Глаза его распахнулись; белок левого был целиком красным. Щелчок, между металлическими зубцами шокера проскочили белые искры, когда женщина поднесла их к мокрой рубашке. Прайор заорал.
Джеральду пришлось опуститься на четвереньки, чтобы извлечь Мону из-под кровати. Руки у него были мягкие и прохладные. Мона никак не могла вспомнить, как она там оказалась, но сейчас кругом всё было тихо.
— Ты пойдёшь с Молли, Мона, — сказал Джеральд; он был в синем пальто и чёрных очках. Её начало трясти.
— Думаю, стоит дать тебе что-нибудь от нервов.
Мона вырвалась и отпрянула.
— Нет! Не прикасайся ко мне, чёрт тебя побери!
— Оставь её, Джеральд, — сказала от двери женщина. — Тебе пора уходить.
— По-моему, ты сама не знаешь, во что ввязалась, — ответил врач, — но всё равно: удачи.
— Спасибо. Будешь скучать по этому месту?
— Едва ли. Я всё равно собирался уйти на покой.
