И это было правильно, потому что через пять секунд земля содрогнулась от страшного удара, а грохот был такой, что вполне могли лопнуть барабанные перепонки.
Закурили. Постепенно пришли в себя.
– Ну вот, – изрек Танцор, глядя на поверженное восьмое чудо света, построенное в годы социализма. – Теперь, когда не стало этой иглы, этого шприца с грязной мулькой, может, начнут книжки читать.
– Во-во, – подхватил Дед, – не какого-нибудь милорда глупого, а Керуака, Гинзберга, Фарленгетти, Берроуза…
– Может, Дед, и про нас какой-нибудь правильный чувак напишет.
– Конечно, ексель-моксель, это было бы клево.
– Да, – сказал Танцор, в третий раз посмотрев на часы, – что-то Следопыта не видать. Пора бы уж.
* * *
И тут в люке канализационного колодца, рядом с которым они стояли, послышался какой-то шум. И кто-то начал стучать изнутри по чугунной крышке. Кирпичом, но скорее всего железкой.
Танцор наклонился и откинул крышку.
В воздухе разлилось серное зловоние.
И тут же, испуганно озираясь, показалась голова Ханурика. Он выскочил и, петляя, побежал к останкинскому пруду, где, шипя, остывали обломки «Седьмого неба».
Затем из колодца вылезли живые и невредимые:
– Кривой Чип;
– три таганских быка;
– двадцать пять челябинских краповых беретов;
– семьдесят трейдовских боевиков;
– Чика с телохранителем;
– Председатель с водителем и двумя телохранителями;
– Весельчак с Ниной;
– Следопыт в обнимку с Илоной, которые с нежностью смотрели друг на друга;
– Люся, которая, не будучи дурой, в камере перерезала себе вены.
А когда полезли триста сотрудников Петролеум-банка и двести – Трейд-банка, то Председателя, как самого богатого, послали за пивом с лангустами. Дед заказал виски. А Чика начал что-то гундосить про героин, за что его чуть не кинули обратно в колодец.
Затем из московских коммуникационных недр раздались какие-то странные механические звуки, и появился отец кибернетики Норберт Винер. Но не канонический старец, способный внушать окружающим лишь стерильное почтение, а изрядно пьяный и чрезвычайно довольный собой молодой человек, почти студент. На груди у Винера на кожаном ремне висела обшарпанная шарманка, он весело крутил ручку и на мотив «Амурских волн» орал на чистейшем русском языке всего лишь два слова. И эти слова были: «ПОЛНЫЙ АБЗАЦ!»
