— Конечно… — Кронберг выждал еще пару секунд, чтобы подчеркнуть, что вполне осознает смысл сообщения. — Ну и хитрец ты, Валманн. Значит, в нашем гнездышке не я один играю не по правилам.
За Кронбергом закрылась дверь, и Валманн углубился в изучение оставленного Кронбергом листка. Вообще-то один из номеров ему тоже показался знакомым. Вытащив записную книжку, он достал оттуда маленькую записку с номером Агнете Бломберг.
Именно на этот номер Лилиан отослала второе сообщение, адресованное «свинье».
5
Еще одну убили!
Агнар И. Скард вновь взялся за свое. Этого стоило ожидать, и мои сомнения развеялись сразу после нашей встречи в городе. Пора приступать к осуществлению плана.
Он уехал — это мне было известно. Его дом находился под самым пристальным моим вниманием. Обстоятельства складывались в мою пользу. Однако, чтобы осуществить план, мне нужно пробраться внутрь. Проникнуть в его владения (от одного этого выражения меня выворачивает!).
Перед вылазкой мне пришлось хорошенько подготовиться, и повод для визита был найден. Открывшая дверь женщина была почти счастлива меня видеть и впустила внутрь без всяких фокусов. Мы с ней нашли общий язык. Иногда удача мне улыбается. Оставалось только дождаться подходящего момента.
Так у меня появилось время обдумать план. Чтобы никакие случайности не разрушили моих замыслов. Лив Марит Скард планировать умеет. И что намного важнее — она умеет ждать.
С убитой, Лилиан Петтерсен, мы знакомы не были, но я знала, кто она. В ночной жизни Хамара она была личностью известной. Она казалась — по крайней мере, со стороны — доброй и довольно приятной. Да, Лилиан, что называется, была легкого поведения, но на это мне плевать. Каждый проживает жизнь, как ему суждено. Это убеждение укоренилось во мне совсем недавно, и меня это тоже касается. И у меня были удачи и неприятности, но жизнь тем не менее не стоит на месте.
Встреча с Карин означала для меня рывок вперед. Пара добрых фраз. Рукопожатие, длившееся чуть дольше, чем положено. Смущенное согласие. Этот прекрасный сон мог стать явью.
Но теперь она была потеряна для меня! Он забрал ее!
Вообще-то меня посещали мысли о прощении. Временами он вызывал во мне снисхождение и даже сострадание. Ведь прощение обладает освободительной силой… Какие глупости!
План зародился в моей голове в тот самый миг, когда ко мне пришло осознание, что Карин мертва. Но моя жизнь должна была продолжаться. Мне еще многое предстояло сделать. Мое существование поддерживала лишь жажда возмездия. Благодаря ненависти время бежало быстрее. Это помогало мне ждать. Мне и науку ожидания пришлось освоить. Как правило, терпение приносит неплохие плоды. Он хитер, поэтому неудивительно, что, когда поднялась суматоха, он решил уехать. Но я нисколько не сомневалась, что он вернется. Картины убийства будут теперь постоянно будоражить его больной разум. Тогда, в Лиллехаммере, не скорбь была причиной его срыва, а сожаление — ему было жаль, что меня не нашли. Ведь тогда получалось, что у меня была возможность скрыться и он не мог быть до конца уверен, что покончил со мной раз и навсегда.
Вчера вечером в баре мне вновь удалось его увидеть.
В прошлый раз, в городе, его вид заставил меня содрогнуться, но сейчас подобных чувств у меня не возникло. Он вернулся — как и следовало ожидать. И если кого-то могло одурачить его обличье проповедника, то уж никак не меня. Сейчас, как и прежде, он искал дурочек — чтобы использовать их самих или их деньги. Если он и изменился, то явно к худшему. Прежде у него, по крайней мере, была работа, постоянный доход, маскировка. И хотя дома он был самой настоящей свиньей, на людях ему удавалось менять личину. Теперь он, словно крыса, метался из угла в угол в поисках новой жертвы, выбирая среди слабейших, наиболее уязвимых и измученных.
Наша первая встреча стала для меня потрясением. Произошло это в «Библиотечном баре», в «Астории», где-то за неделю до того, как он отнял у меня Карин. Он разговаривал с женщиной, известной под именем Лолита, но на самом деле ее звали Лилиан. Было заметно, что она старалась держаться от него подальше, но он настаивал. На Аполлона он никогда не был похож, но вот болтать всегда умел. Мало-помалу ему удалось завоевать ее внимание. Из бара они ушли вместе — быстро, не надев верхнюю одежду, словно спешили куда-то. А спешил он, конечно, быстрее удовлетворить себя.
Она была такой молодой и казалась доброй и милой. В дверях он уже положил руку ей на задницу. Сколько всего подобные женщины должны терпеть! А сколько пришлось перетерпеть мне в нашем уютном гнездышке! Мне больно вспоминать про унижение, насилие и следовавшие за этим побои. Мы с Лилиан Петтерсен не были знакомы, но мне было известно, что ее ждет. Или мне казалось, что известно. Однако все закончилось еще более плачевно. Ее нашли в гостиничном номере мертвой.
И в тот же вечер он попался мне на глаза в баре «Виктория».
Лилиан мне было не так жалко, как Карин Риис. Вообще-то «жалко» — неверное слово. Эти убийства ожесточили меня, укрепляя веру в то, что отступать от задуманного мне нельзя. Его необходимо уничтожить — и это несомненно. Решение это было принято уже давно, но вчера, в баре, оно словно превратилось в приказ, которого нельзя ослушаться.
В тот вечер что-то толкнуло меня на то, чтобы последовать за ними, — почти неосознанно. Снег прекратился. Было холодно. Идти пришлось недолго — нет, во мне не было страха, что он узнает меня. Теперь я сильнее, и у меня достаточно сил, чтобы дать ему отпор. И я знала, какие женщины ему нравятся и где он их находит. В этом он совсем не изменился. К тому же внешность моя была изменена: ничего особенного — немного грима и другая прическа. Он все равно не узнал бы меня. Даже когда мы были женаты, он не видел меня. Не замечал. Словно предмет мебели. И едва ли он узнал бы меня на улице в Лиллехаммере.
Теперь ему меня тем более не узнать. Он никогда не догадается, что ситуация, в которую попал, сам того не желая, связана с его жалкой домохозяйкой. Всепроникающий страх, который жил во мне вечно, вдруг исчез. Погребенная под ужасом и печалью, я вдруг поняла, что у меня есть преимущество. Ведь он был уверен, что меня нет в живых.
Все время болтая, он потащил ее в подворотню, крепко держа за руку, хотя девушка пыталась освободиться от его хватки. Речь его была тихой и настойчивой. Она поморщилась, будто хотела возразить. Похоже, она не испугалась. Пока еще. Он явно злился — сопротивление выводило его из себя. Мне было жаль ее. Время и место предполагали, что она сделает свою работу вручную, но она отказалась. Внезапно он отпустил ее и зашагал назад, к бару. Она осталась стоять в подворотне, привалившись к стене, легко одетая, дрожащая от холода. Он тоже был без шапки и пальто. Если смотреть издалека, то ничего примечательного в нем не было — совершенно обычный, прилично одетый мужчина средних лет. Однако, когда он поравнялся со мной, до меня донеслись фразы, словно выдавленные его узкими поджатыми губами. И фразы эти были не для нежных ушей. Да, этот мужчина мне знаком: невозможность сексуального удовлетворения вызвала у него припадок, сходный с проявлением синдрома Туретта,[17]заставив вполне пристойного господина, некогда специалиста по истории религии и преподавателя этики, а теперь — проповедника, изрыгать целый поток ругательств.
