увижу, что мой друг прижимает мою дочь к кухонному острову.
Я громко сглотнул, дергая воротник рубашки. — Я хотел поговорить об этом…
— Джеймс, — его голос стал резким, и я понял, что говорю с разгневанным отцом, а не со своим другом. — Ты обещал мне, что позаботишься о Мии. Не целуя ее за спиной.
— Она мне нравится, Клайд.
— Тебе нравится девушка, которая достаточно молода, чтобы быть твоей дочерью? — его слова причинили мне боль, у меня сжалось в груди и пересохло во рту.
Я не смог выдержать его взгляд, когда спросил: — Тебе не кажется, что я уже мучил себя этим вопросом, Клайд? Думаешь, я просил об этом? — я сжал кулак. — Я-я пытался игнорировать это, но не смог.
— Она твоя ученица, черт возьми! — он провел рукой по лицу, и я заметил напряжение. Мешки под глазами. Он выглядел усталым. Измученный.
Я проглотил комок в горле. — Я пытался бороться со всеми чувствами, которые у меня были к ней, Клайд. Но я не мог. Я не могу. Я никогда не собирался хранить это в тайне от тебя. Я хотел рассказать тебе с самого начала, поговорить с тобой об этом, но ты был в больнице, поэтому я решил подождать, пока ты вернешься домой…
— Что, черт возьми, мне с этим делать?
— Ты должен отдохнуть, — я встал. — Но перед этим поговори с Мией. Я… — я отвел взгляд и добавил: — Я вернусь к себе. Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится.
Он что-то проворчал.
Мне хотелось съесть пиццу с ним и Мией, но, судя по выражению его лица, это было последнее, чего он хотел. — А Клайд?
Наконец он посмотрел на меня.
— Добро пожаловать домой, — я слегка улыбнулся ему, прежде чем взять ключи и выйти из дома. Я чувствовал жгучий взгляд из окон, но если бы я посмотрел на нее, то не смог бы уйти, поэтому не обернулся.
Миа
— Ты не можешь продолжать игнорировать свою любимую дочь, которая вечно балует тебя сладкими, сладкими вещами, понимаешь?
— Ты моя единственная дочь, — папа закатил глаза, прежде чем откусить полезные и вкусные блины, которые я приготовила. Джеймс был превосходным шеф-поваром, который знал, как готовить простые рецепты, и научил меня некоторым, чтобы я могла готовить их для папы. Даже мысль о нем заставляла мое сердце болеть.
С тех пор, как папа застал нас целующимися, он игнорировал меня. Даже Джеймс держался от меня на расстоянии в школе, а Эмма была готова спланировать его убийство, когда думала, что он причинил мне боль, потому что последние несколько недель я был угрюм.
Я надулась, рухнув на кухонный табурет и ковыряясь в еде. Я никогда не могла припомнить, чтобы папа злился на меня или молчал. Если он меня злил или мы ссорились, на следующее утро он мирился со мной билетами в зоопарк или кучей мягких игрушек. Было странно не говорить с ним о таких случайных вещах, как божья коровка, приземлившаяся мне на ладонь, насколько тяжелым был урок физкультуры или о том, что Саммер снова стала безрассудной дурой. Было больно не улыбаться и не смеяться вместе с ним.
— Ты меня ненавидишь? — я прошептала.
Его ложка со стуком ударилась о тарелку, и он метнул на меня взгляд. Его лицо больше не было холодным, но он все еще выглядел злым. — Ты моя тыковка, Миа. Я никогда не смогу тебя ненавидеть.
Я пожала плечами, отводя взгляд. — Впервые за две недели ты посмотрел на меня… или сказал больше трех слогов.
Он глубоко вздохнул и сказал: — Я разочарован.
Мои глаза защипало. — Это больно, папа.
— Почему тебе не мог понравиться какой-нибудь другой парень? — он спросил. — Он вдвое старше тебя. Он твой учитель.
Моя челюсть сжалась, боль переросла в гнев, когда я посмотрела на него. — Ты говоришь так, будто это моя вина, что я люблю… — я замолчала и встала с табурета. — Я опоздаю в школу.
Я не смотрела на него, когда брала сумку. Я почувствовала, как он встал и подошел ко мне, прежде чем я успела повернуться к главной двери.
Его рука коснулась моей головы. Его глаза были мягкими, когда он спросил: — Ты любишь его, Тыковка?
Я кивнула. — Я-я знаю, что я слишком молода, чтобы называть это любовью, но он делает меня счастливой, пап. Даже если я злюсь на него, он разговаривает со мной, и… и мне становится тепло, когда он рядом.
— Я почти уверен, что это называется теплом тела.
Я посмотрела на него и скрестила руки на груди.
Папа вздрогнул и развязал узел моего галстука, который я завязала сама. — Ты быстро растешь.
— Да, папа.
Его глаза блестели, когда он взъерошил мои волосы. — Мне нужно время, Тыковка. Чтобы чувствовать себя хорошо по этому поводу.
Мои глаза загорелись. — Действительно? Ты… ты больше не злишься? Ты не будешь игнорировать меня?
Он отвернулся, его щеки покраснели. — Даже слепой видит, насколько ты выросла, находясь с ним. Джойс не была бы довольна вашими отношениями, но она никогда не стала бы игнорировать тебя, как я. Прости, Тыковка.
Я прикусила губу, услышав имя мамы, и обняла его. — Все в порядке, капитан, — я закрыла глаза и сказала: — Мама ругала Джеймса.
— Она бы это сделала, — усмехнулся он, гладя мои волосы. — Он бы ее боялся.
Я отстранилась и улыбнулась ему. — Можем ли мы снова устроить наши традиционные субботние ужины?
Он застонал, но согласился, заставив меня взвизгнуть от волнения и снова обнять его. — Приходи сегодня пораньше.
— Почему?
— Я записался на прием к врачу сегодня.
Я нахмурилась, проверяя его ноги и самого себя. — Ты в порядке, папа? Я приду пораньше.
— Это не для меня, — покачал он головой. — Я отвезу тебя к акушеру-гинекологу.
Мое лицо побледнело. — Почему?
Он ругающе посмотрел на меня. — То, что я все еще думаю о том, как моя дочь встречается с моим другом, не означает, что я уже готов иметь внуков. Я слишком молод для этого…
— Ладно, пока, увидимся! — мой голос был высоким, когда я выбежала за дверь, мое тело нагревалось. Идея иметь ребенка от Джеймса была слишком сложной. Но это не помешало мне задаться вопросом, есть ли у нас ребенок. Будут ли у него мои каре-зеленые глаза или его голубые глаза?
Ворча про себя из-за этой глупой идеи, я поехала в школу. Мне не терпелось сообщить Джеймсу о разговоре с папой. Он был бы очень рад.
ГЛАВА 40
МИА
