в кресле в сторону отца. Вскидывает руку на Доминику. — Сразу видно, что ты ее не порол!
— Да и тебя никто не порол, — вздыхает Аркадий. — Так себе аргумент…
Замолкает под разъяренным взглядом Светланы и неловкой улыбается:
— Я опять не то сказал?
Мы должны их оставить. Наш контроль сейчас помешает их общению и знакомству, а я вижу, что
Света, Доминика и Аркадий друг в друге настороженно заинтересованы. Им любопытно, пусть и больно.
Тяжело покряхтываю, пытаясь подняться на ноги, и сдержанно прошу Богдана, протянув руку:
— Помоги мне встать и отведи меня в туалет. Мне что-то захорошело.
Глава 58. нас не ждали
— Ты сейчас там не нужен, — приваливаюсь к двери кабинета и открываю с тихим щелчком бутылку воды. Делаю глоток, глядя на обескураженного Богдана, которого, я не намерена выпускать. — Мы там сейчас лишние.
Я понимаю, что если он захочет, то он, конечно, выйдет, и я ему вряд ли смогу помешать.
— Люба, что ты творишь?
— Мы там лишние, — пожимаю плечами. — Пусть сами общаются. Захотят подраться, то пусть даже и подерутся.
Вздыхаю и тяжело шагаю к диванчику под длинным панно с абстрактными узорами.
Сажусь, а после со стоном усталости ложусь. Руки — на животе, голова — на мягком подлокотнике.
— Я пока вздремну, — закрываю глаза.
Я чувствую растерянность Богдана. Он хочет проконтролировать встречу наших детей с
Доминикой, но родительским нутром он понимает, что я права.
Мы лишние.
Доминика не ищет в Богдане папочку, а во мне — мамочку, потому что поздно, но ее явно тянет к
Аркадию и Светлане.
Она напугана и заинтересована, но и Аркаша со Светой не отталкивают ее с непримиримой агрессией.
— Ты, правда, заснешь?
Приоткрываю веки и кошусь на Богдана, который стоит в нескольких шагах от дивана. Я бы сказала, что он ошарашен.
Я давно его таким не видела.
— Да, я хочу спать, — терпеливо отвечаю я, — потому что я не выспалась. Тебе бы тоже не мешала вздремнуть, но раз я заняла диван, то ты поспишь в кресле за столом.
— Водитель может отвезти тебя домой…
— Я буду спать тут, — закрываю глаза.
В ответ недоуменная тишина, и я чувствую негодующий взгляд Богдана. А что он сделает?
Пусть стоит и любуется, но у него, похоже, другие планы.
Он подходит к диванчику, и я открываю глаза:
— Я же сказала, — недобро щурюсь, — я останусь здесь или ты силой решил меня выгнать?
Богдан в ответ приподнимает бровь, медленно стягивая с плеч пиджак, которым он затем накрывает меня.
Я замираю.
Пиджак — теплый и пахнет еловой смолой с нотками кожи и полыни.
— Спи, — тихо отвечает Богдан, всматриваясь в мои глаза, — я тебе разве запрещаю.
У меня от его низкого голоса бегут мурашки по рукам и ногам, и сердце в груди пробивает три быстрых удара.
Не шевелюсь, когда он убирает с моего лба локон волос легким и быстрым движением. Кожи не касается, но я все равно чувствую тепло его пальцев.
Затем, будто смутившись моего взгляда, он резко на пятках отворачивается от меня и размашисто шагает к столу с прямой спиной, будто проглотил саблю.
Опускается в кресло, отодвигается немного назад и закидывает ноги на столешницу.
Подтягиваю его пиджак к подбородку, медленно и глубоко втягиваю горьковатый парфюм и закрываю глаза.
Раз я сказала, что вздремну, то я так и сделаю, а Богдан пусть сторожит мой сон. К тому же нам пора с ним побыть друг с другом в тишине и пообщаться на уровне более тонких материй.
Если я сейчас засну, то я все еще чувствую безопасно с Богданом. Значит, для сердца он все еще родной и любимый, а не чужой предатель.
Дремота обнимает меня мягкими объятиями и утягивает меня в теплые размытые грезы. На кожаном диванчике под задумчивым взглядом Богдана я засыпаю, и тревога о детях окончательно отступает.
Они справятся. Аркаша и Света у нас — хорошие и добрые, пусть иногда они и хотят потрепать нам нервы капризами и истериками.
Не знаю, к чему мы в итоге придем. К разводу или нет, но я точно могу сказать: наши дети не отвернулись от Богдана и не позволили исчезнуть детской привязанности и любви.
Они не отказались от прошлого, в котором Богдан был любящим, заботливым и терпеливым отцом, и приняли то, что он — живой человек со своими темными тайнами.
Я бы не хотела, чтобы мои дети жили с ненавистью к отцу за его обман. Она бы их разрушила.
Сквозь сон чувствую пинок в животе. Наш третий малыш будто подбадривает меня и соглашается с моими мыслями, что его папа хоть и козел, но любимый.
Да, любимый, и мне нет смысла переубеждать себя в обратном. Я не отказываюсь от этой правды.
Я люблю Богдана и буду любить даже после развода, и только любовь не позволила мне утонуть в гневе, ярости и обиде. Именно она заставила поверить в то, что в Богдане есть еще лучик света и что ему надоело жить во лжи.
Только любовь помогла мне увидеть в Доминике одинокую девочку, которая тогда при нашей встрече под оскорблениями прятала крик о помощи и о тоске.
Сквозь сон я сладко причмокиваю и с мычанием еложу головой по мягкому подлокотнику. Я
выныриваю из теплой и уютной дремоты и возвращаюсь в реальность.
Приоткрываю глаза. Богдан смотрит на меня и не моргает, будто вошел в какой-то наркотический транс, и меня это даже немного пугает.
— Сколько времени прошло? — хрипло спрашиваю я в попытке оживить Богдана, который сейчас похож на мрачную восковую фигуру. — Долго спала?
Богдан молчит около минуты, прикрывает веки и шепчет, ослабляя галстук на шее:
— Если бы
