– Честное слово, я случайно оказался в среде обеспеченных. Я в лотерею выиграл... В смысле – в телеигре победил, клянусь. Я победил, и меня оценили... Нет, вы не смейтесь, правда-правда, клянусь, на меня обратили внимание, то есть на мои картины, и оценили. С Лизой я тоже случайно...
– Заткни хлебало, ха-а... Ха-ха, смешно брешешь, думали, что ты мудак, но чтоб настолько, о-хо-хо... Ай, бля, повеселил. Обидно, бля, тебя затыкать, но приплыли, однако, приготовься яйца замочить... Мужики! Приплыли!
– Сами видим, – ответил мужик номер один, шаря лучом фонарика вдоль берега.
Берег по правому борту видоизменился полминуты тому назад. Лучи фонарей высветили колючую арматуру, торчащую из бетона, к естественной пещере примкнул рукотворный, правильных геометрических очертаний, грот.
Арматура мешала пристать к длинному, очень длинному углублению грота. Пришлось прыгать в воду и втискиваться меж железного частокола.
– Не так быстро. – Веревка натянулась, я вынужденно остался по пояс в воде. Номер два, прежде чем слезть в воду, поднял над головой подсумок с противогазом, снял пояс с кобурой и ножнами, утопая по грудь, вытащил нож, полоснул дутый лодочный бок. Шумно сдуваясь, лодка поплыла дальше по течению следом за уже вспоротой подругой, сослужившей службу первому и третьему налетчикам.
Выбрались на бетонный берег, искусственного света вполне хватало, чтобы осмотреться, и я увидел красную надпись на сером: «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ». Аккуратно написанные красным буквы расположились полукругом над зияющим мраком пустым дверным проемом.
– Идем, – мой поводырь дернул за веревочный поводок. – И чтоб молча шел. Орать запрещается, ссы под себя тихо. Пойдем мимо алтаря сатанистов. Эти отморозки здесь жертвоприношения устраивают.
– Человеческие?.. – ужаснулся я.
– Когда кошек режут, когда людей. Когда как. – Второй одернул комбинезон, поправил возвращенный на бедро подсумок с противогазом, проверил, надежно ли застегнул пряжку ремня.
– Вы сатанисты? – голос мой дрогнул, я затрепетал.
– Хы, – хохотнул поводырь. – Ну, ты совсем дурак! Говорю же по-человечески: отморозки здесь недалеко, мимо проходить будем, жертвы рогатому приносят, они – отморозки, не мы, дошло?
– Они прямо сейчас там приносят жертвы? – отказался понимать я и попятился к берегу, к колышкам арматуры.
– Ты совсем, бля, тупой! Ты, бля...
– Чего ты-то с ним разговариваешь? – возмутился номер первый. – Ты-то чего в экскурсоводы заделался? Дерни удавку, и он похромает, никуда не денется.
– А придушу, ты его понесешь? – огрызнулся второй.
– Шабаш, мужики, – вмешался номер третий, подпоясывая мокрый комбинезон ремнем с сухой кобурой, подтягивая лямку противогазного подсумка, также сухого. – Нам еще пилить до усрачки, некогда собачиться. А художник, слышь-ка, по делу приссал. – Третий расстегнул клапан кобуры. – Слышь-ка, я впереди пойду, оторвусь на полста метров, чтоб реально не напороться на сатанистов-отморозков, а то, хер их знает, какое у них культовое расписание.
На сатанистов, хвала Будде, не напоролись, но их алтарь произвел на меня глубочайшее впечатление. Трое пронумерованных мною мужиков ждали, что я блевану, и дождались. Мне даже особенно не пришлось напрягаться, чтобы вызвать рвоту, поскольку, кроме визуального отвращения, сатанистский алтарь дико вонял падалью, а протянувшиеся недалече трубы теплоцентрали способствовали активному и долгому гниению жертвоприношений.
Весельчак номер два, закурив и втягивая сигаретный дым ноздрями, походя велел мне, Бобику-художнику, снять протез. В промежутках между рвотоизвержениями я послушно выполнил его волю, освободил правую культю от искусственной кисти и, следуя дальнейшим приказаниям, бросил протез к подножию вонючего алтаря, оставил смешной сюрприз для сатанистов, по мнению второго, очень смешной.
Пройдя мимо алтаря сатанистов, оставив им на память мою искусственную кисть, мою блевотину и окурок сигареты второго, мы углубились в многоярусный лабиринт ходов и переходов, тоннелей и лазов. Петляли, придерживаясь относительно постоянного вектора направления передвижений, около часа, и однажды проходили совсем рядом с метро – я слышал отчетливо шум метропоездов. Попетляв изрядно, мы опять очутились возле подземной реки, другой, конечно, не той, по которой сплавлялись, перешли речку вброд, оказались в природного происхождения пещерной зале, пошли в глубь одного из рукавов пещеры и вскоре вновь вошли в созданные человеком лабиринты. Бежало неумолимое время, а мы все шли и шли. Вернее – они, номера раз, два, три, шли, держали темп, а я, что называется, плелся. Хромому художнику полагалось выбиться из сил после того, как пройдет первая волна стресса, и он, то бишь я, выбился. Меня мотало на веревке, заканчивающейся петлей, я спотыкался и падал, я тяжело и часто дышал, я вспотел и только раз шарахнулся от крыс, вскрикнув слабо, когда серые жирные твари плотной стайкой впервые прошмыгнули под ногами.
– Утри сопли, художник, подходим, – второй дернул за веревку, третий наградил меня пенделем, первый в авангарде ускорил шаг.
То, что мы далеко за Садовым кольцом, это точно, и на поверхность, судя по всему, вылезать не собираемся, следовательно, где-то рядом, уже рядом, за одним из ближайших поворотов у господ разбойников оборудована так называемая «точка».
Свернули, попали на перекресток. Трубы, до того тянувшиеся вдоль стен, изогнулись дугами и исчезли в отверстиях потолка.
– Налево, Бобик.
Что ж, налево, так налево. Идти приходится боком, левое ответвление перекрестка до предела узкое. Через плечо второго вижу, как первый достает связку ключей из-за пазухи, поворот, первого больше не вижу, но слышу перезвон ключей и лязг замков.
– Погоди, – мой поводырь останавливается на углу.
Гожу.
– Пойдем.
Иду. За углом коридорчик неожиданно расширяется, и отчетливо видна распахнутая решетчатая дверь, как в милицейском обезьяннике, за металлическим порогом номер первый шаркает рукой по стенке.
– Погоди.
Гожу. Вижу, как первый нащупал что-то, слышу щелчок, и свет фонариков растворяется в щедром электрическом сиянии матовых ламп над головой.
Идем дальше, справа и слева переплетение разнообразной толщины кабелей, похожих не то на кровеносные сосуды, не то на сухожилия великана. Яркий свет слепит отвыкшие от щедрого освещения глаза.
– Стой.
Стою. Первый возится с замками перегородившей коридор дюралевой двери. На двери табличка с адамовой головой, сиречь с черепом и костями, и с красной молнией, надпись на табличке гласит: «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ».
Дверь с предупреждающей табличкой открылась тихо, петли хорошо смазаны. Номер первый вздохнул с облегчением.
– Входи, – второй лениво дернул веревку.
Вхожу. Все, хвала Будде, дошли до «точки».
