Дэхоу, – заявил У Хань. – Внешне вполне благообразный, но очень уж жестокий. Однажды в нашем корпусе истребляли крыс, так я своими глазами видел, как он лопатой разнес гнездо крыс в клочья. Я думал, что он пришибет их и на этом всё, но в него словно бес вселился – он продолжал колошматить по ним лопатой. Кровь и ошметки разлетались повсюду…
– Фу! – Все скривились.
Старший брат высокопарно произнес:
– Вот что значит склонность к насилию!
Четвертый брат вдруг встал, открыл зубами новую бутылку пива, поднял и сказал:
– Третий брат, поднимаю тост за тебя! – Он сделал небольшую паузу. – Братишка, я знаю, что у тебя тяжело на сердце, но все равно должен поблагодарить за то, что ты отомстил за смерть Тун Цянь! – И очень быстро осушил бутылку.
Молчавший до сих пор Фан Му поспешно встал. Но едва он поднял свою бутылку, как почувствовал головокружение и повалился навзничь.
* * *
Фан Му выворачивало наизнанку. Четвертый брат и Ван Цзянь поддерживали его, а остальные подносили воду и полотенца.
После сильной рвоты у Фан Му так закружилась голова, что он не мог открыть глаза. В этот момент услышал голос У Ханя:
– Мне пора на дежурство, позаботьтесь о нем.
Он почувствовал, что чья-то рука дважды сжала его плечо, попытался ухватить эту руку, но тщетно.
Четвертый брат и Ван Цзянь проводили Фан Му в комнату. Около лестницы он внезапно пришел в себя и начал вырываться.
– Ребята, идите без меня. Я хочу… немного побыть один.
Парни в недоумении переглянулись. Ван Цзянь уже собирался что-то сказать, но его перебил Четвертый брат:
– Только недолго. Мы будем ждать тебя.
С этими словами толстяк подмигнул Ван Цзяню и повернулся, чтобы уйти.
В коридоре воцарилась тишина. Фан Му держался за лестницу и едва стоял на ногах. Голова все еще кружилась, но он был в состоянии определить направление. Посмотрел в конец коридора, который при таком освещении казался бесконечным, собрался с духом и, пошатываясь, пошел вперед.
Поднявшись на шестой этаж, Фан Му запыхался от усталости. Лестница по-прежнему была перетянута сине-белой лентой, а дверь оставалась незапертой. Студенты и по доброй воле не пошли бы сюда.
Фан Му распахнул дверь, и перед ним открылся темный коридор шестого этажа. Он прижал руку к стене, сделал несколько шагов вперед и быстро коснулся выключателя. Коридор наполнился тусклым светом. Юноша взглянул на склад с зияющим дверным проемом, глубоко вздохнул и направился туда.
Фан Му оказался здесь впервые после гибели Тан Дэхоу. Он встал в дверях и оглядел внутреннее помещение, заваленное всяким хламом. Долгое время переминался с ноги на ногу, а потом вошел и встал в центре помещения. Окно еще не успели застеклить, и по лицу юноши прошелся прохладный ветерок. Он высушил пот на лбу, и от этой прохлады даже стало больно.
Фан Му полностью пришел в себя. Картинка перед глазами обрела ясность.
Личность убийцы установили. Да, его не наказали по закону, но он поплатился за все жизнью.
Почувствовал ли Тан Дэхоу, как стремительно приближается земля, когда внезапно потерял опору и увидел, как с хрустом вылетает оконная рама?
То же самое чувствовала и Тун Цянь.
Если сказать об этом Четвертому брату, он непременно испытает огромное удовольствие.
«Но почему я не чувствую ничего подобного?»
Фан Му почувствовал себя немного уставшим. Он сел на холодный бетонный пол, не отрывая взгляда от окна.
До этого юноша бесчисленное количество раз фантазировал о встрече с убийцей. Он даже представлял себе всевозможные жестокие методы расправы с маньяком. Казалось, что только так можно избавиться от клокотавшей в глубине души ненависти.
В ту ночь, когда они с У Ханем ворвались на склад, если б Тан Дэхоу не успел выпасть из окна, Фан Му без колебаний забил бы его до смерти ножкой стола. Однако когда он увидел труп Тан Дэхоу в морге, в его сердце не осталось ничего, кроме недоумения. Он даже не мог связать это искореженное тело со злодеем, который занес тогда топор на сцене.
Фан Му не мог объяснить это чувство. Казалось, нить, связывавшая его и убийцу, бесследно исчезла – настолько, что он не мог не протянуть руку, желая проверить свои давние подозрения на трупе Тан Дэхоу. Но он также понимал, что, даже если Син Чжисэнь не остановит его, ответа на свои вопросы он не получит.
Фан Му закрыл глаза, стараясь изо всех сил уловить в воздухе хоть какой-то отголосок оставшейся информации. Однако, как бы он ни старался, в его сердце по-прежнему царила пустота.
Когда человек умирает, словно гаснет лампа. Может быть, со смертью Тан Дэхоу погасла и подсказка?
В два часа ночи Фан Му притащился обратно в общежитие. Осторожно открыл дверь – и обнаружил, что все сидят за столом. Догоравшую свечу воткнули в пустую пивную бутылку, и на лицах его друзей мерцал свет.
– Тебя ждем. Ты в порядке? – спросил Старший брат.
Сердце Фан Му дрогнуло; он попытался улыбнуться, но ничего не вышло.
– Ложись спать, Шестой. Отдохни как следует и перестань думать о всякой ерунде, – велел Пятый брат.
Фан Му кивнул и сел на край кровати, медленно снимая куртку.
– Вы тоже идите спать, не засиживайтесь. Не надо меня сторожить… – Он улегся на спину. Глаза у него были красными.
Никто не двинулся с места. Ван Цзянь зажег сигарету, затянулся, а потом передал ее Фан Му. Тот тоже сделал глубокую затяжку.
– Дружище, все пройдет! – Это говорил Ван Цзянь. – Ты всему пытаешься найти объяснение. Не мучай себя, у тебя еще впереди вся жизнь. Мне кажется… – Он сделал паузу. – Этого хотела бы Чэнь Си.
Фан Му спрятал лицо; слезы капали на простыни.
Да, все уже позади, и зачем об этом вспоминать? Как прекрасна жизнь обычного человека! Никаких забот, никаких тревог… Зачем позволять этим тщетным чувствам мучить себя?
– Держись, братишка, – подал голос Четвертый брат.
Пятый брат вынул наушники, и в комнату хлынула музыка:
Сегодня я смотрю на снежные сугробы, и сердце ледяное дрейфует вдаль…
Пусть все начнется сначала. Хорошее, плохое. Счастливое, грустное. Благодарность, ненависть. Все исчезнет в этом ночном небе.
Подхваченные ветром, как облака в тумане, как небо с океаном, не вместе мы, а жаль…
Фан Му поднял голову и вдруг громко запел:
И резкое чувство пронзает потери, а в сердце любви огонек горит…
Словно по чьей-то команде рядом с ним зазвучали
