имела, что собиралась делать. Все, что девушка знала это — следующие несколько часов будут пыткой.
***
Люсьен уперся лбом в холодное боковое окно машины и уставился на простое здание университетского госпиталя из красного кирпича. Это место не было его точкой назначения, но он все равно инстинктивно свернул с дороги, вместо того, чтобы проехать мимо. Мужчина не собирался заходить внутрь. Он сомкнул пальцы вокруг письма в кармане пиджака, не заботясь о том, что испортит его до такой степени, что прочитать его снова будет почти невозможно. В любом случае, Люсьен знал, о чем там говорилось, и ему даже не нужно было смотреть.
Дорогой папочка снова был здесь из-за злоупотребления алкоголем, только в этот раз были все шансы, что он не сможет с этим разобраться. Он был ходячим мертвецом с тех пор, как его жена покончила жизнь самоубийством; Люсьен был только удивлен, что это заняло у него так много времени. У него не было никаких чувств, которые мог ему предложить, кроме отвращения и ненависти, а какая польза от них умирающему?
Пусть священник услышит просьбы отца о прощении. Пусть холодная рука незнакомца будет его утешением. Люсьену нечего было ему дать.
Изучая здание Найт размышлял, за каком окном укрывался его отец. Как он выглядел на сегодняшний день? Люсьен порвал с ним все отношения после смерти матери, решив остаться с родственниками, которые переносили его беспокойное присутствие как крест, а не остаться с жалким отцом, который ежедневно умолял своего сына понять.
Тем не менее, где бы Люсьен не остановился, письма отца упорно его преследовали. Отец отслеживал его успехи по всему миру и поддерживал связь каждые несколько месяцев, несмотря на то, что он никогда не получал никакого подтверждения того, что его слова достигли адресата.
Люсьен не хотел их читать, и много лет не делал этого. Он швырял их, один за другим не открывая, в старую коробку, не зная, почему просто не спалил их в камине.
Шли годы, и письма продолжали прибывать, а защитная оболочка Люсьена достаточно укрепилась, чтобы он мог открыть их, не будучи охваченным яростью. Он больше не был тем испуганным ребенком, как раньше.
Письма принесли ему известия о его родине, о смерти родственников, и о рождении детей, которые разделяли его кровь.
Письмо за письмом, эти бумажки о повседневной жизни за Полярным кругом разжигали его любовь к Норвегии, тоску по дому, желание лежать на спине в поле и снова наблюдать, как небо «танцует» во время сияния.
И поэтому он восстановил свои отношения с родиной, примирился с прекрасным, холодным королевством, с которым у него были связаны такие горько-сладкие воспоминания. Вернуться в Тромсо, будучи успешным человеком, успокоило рев несправедливости в его сердце. Он прошел полный круг, и после многих лет бегства было уместно, что Норвегия предложила ему безопасную гавань и утешение, пропущенные во время его жизни в Лондоне.
И все же, он не контактировал со своим отцом.
Люсьен не мог этого сделать. Когда все было сказано и сделано, и мужчина был ответственен за смерть его матери, и никакие слова в мире уже никогда этого не изменят.
Он бросил скомканное письмо на пассажирское сиденье и дал задний ход. Найт опустил ногу, когда отправился на открытую дорогу, испытывая отвращение к себе за то, что вообще был там. Здесь было другое место, где он хотел быть.
***
Софи развалилась в пенящихся пузырьках и закрыла глаза. Если бы можно было остановить время, она бы прямо сейчас нажала на кнопку. Люсьен перенес ее в эту сказку о волшебном небе и грандиозном сексе, но завтра приключение должно было внезапно закончиться. Серое небо и семейные разногласия с нетерпением ждали ее в Лондоне, и мысль о том, что придется снова увидеть Дэна, заставила ее желудок сжиматься от страха.
Всю взрослую жизнь весь ее мир вращался вокруг него; он был всем, что она знала о любви. Но любила ли она его сейчас? Вопрос вертелся в голове Софи. До встречи с Люсьеном Найтом она бы в одно мгновение ответила «да», но являлось ли это правдой? Любовь к Дэну была ее стандартной установкой, но на этой неделе Люсьен заставил ее принять пилюлю честности, когда речь зашла о ее собственных чувствах.
Софи потянулась к темному бокалу «Шираз», поставленному на выступ рядом с ванной, и сделала большой глоток. Вино согрело ее внутренности и укрепило ее голландским мужеством, позволяя продолжить долгожданную сессию личной терапии.
Это было действительно любопытно — отойти и посмотреть на голые факты. Софи подозревала, что Дэн встречался с кем-то еще уже больше месяцев, чем хотела бы признавать, но все же, она позволила себе игнорировать растущие доказательства. Было куда легче считать его альтернативные объяснения правдоподобными, а не смотреть на возможную правду и все связанные с ней безобразия.
Знал ли он, что ей было все известно? Принимал ли он отсутствие ее реакции как молчаливое принятие? Горячий стыд проявившийся на ее щеках сильнее окрасил их красным, чем парная банная вода. Какой дурой он должно быть ее считал, если все это действительно было так?
В глубине души Софи знала, почему молчала все это время. Это было просто, правда.
Она просто хотела, чтобы Дэн, в конечном итоге, выбрал ее.
Затем появился Люсьен Найт, и, увидев его, Софи перестала ждать. С одним его прикосновением пелена спала с ее глаз.
Люсьен напомнил ей, каково это, быть обожаемой. И как сильно она соскучилась по этому чувству.
Воспоминания о Дэне пропали из ее головы, и девушка позволила себе их отпустить. Воспоминания о тех временах, когда он находил время, чтобы заставить ее чувствовать себя обожаемой.
В четырнадцать, она смеялась, когда ехала на перекладине его велосипеда всю дорогу из школы. В восемнадцать, его длинноватые волосы и широкая, простая улыбка освещали ее сердце. А в ее двадцать первый день рождения, нервничая, он опустился на одно колено во влажную листву, когда они шли по парку.
Слезы текли из-под ее закрытых век. Слезы о Дэне и их любви, которая когда-то была слишком велика, чтобы когда-нибудь разбиться.
***
Люсьен сунул руки в карманы и уткнулся подбородком в пиджак. Кладбище было подходяще унылым, и не было цветов, чтобы украсить серый камень, на котором было имя его матери. Гордилась бы она человеком, которым он стал? Он бы прошел тем же путем, если бы она жила? У Люсьена не было ни ответов, ни человека, которому можно было бы
