как-то все это обходило. Только через пятые руки доходили рассказы о том, что сводного кума двоюродная сестра попала в какой-то ашрам, отписала ушлым гуру свою квартиру и машину, а сама уехала в дальнее поселение. Варить мыло и петь мантры.
— Да уж, придурков, — хмыкнул Званцов. — Видите ли, какая штука с этими, как вы выразились, придурками. Сегодня над ними смеются и крутят пальцем у виска, а через месяц находят пятьдесят трупов. С блаженными улыбками на мертвых лицах.
— Я осуждаю, честно, — сказал я. — Только вот в толк не возьму, к чему вы ведете этот разговор. От меня требуется куда-то внедриться что ли?
— Давайте будем считать, что это своего рода предостережение, — без улыбки произнес Званцов. — Предупрежден, значит вооружен, так ведь у нас говорят?
— Хм… — я озадаченно посмотрел на Званцова. Тот был невозмутим. Хрен по его лицу вообще можно что-то понять. — Это в том смысле, что если кто-то подсядет мне на уши на тему занимательной индийской философии и йоги, чтобы я ни в какую не соглашался принять в этом движняке участие?
— Видите ли, Владимир Викторович, первые звоночки о том, что в Новокиневске действует именно «Дхарма», а не просто ребятишки играются, мы получили уже полгода назад. И ниточки тянутся не куда-нибудь, а именно к новокиневскому рок-клубу и его окружению.
— Честно скажу, пока даже намеков ни на что подобное не слышал, — покачал головой я и напряг память. Вообще сложно сказать, конечно. Рокерская тусовка регулярно обсуждает всякую мистическую бабуйню. То их в сторону того же Кастанеды кидает, то он внезапно начинают названия чакр учить.
— Владимир Викторович, давайте кое о чем договоримся, — Званцов посмотрел прямо мне в глаза. — Если вдруг вас пригласят на какую-нибудь загадочную встречу или что-то подобное… — он сделал паузу, будто подбирая слова. — Откажитесь. Занимайтесь своими записями и концертами, но постарайтесь держаться подальше от кружков любителей философии, хорошо?
— И все? — нахмурился я.
— Скажем так, мне бы не хотелось, чтобы с вами произошли какие-нибудь неприятности, — уголки губ Званцова дрогнули, едва обозначив улыбку.
— А с чего вдруг такая трогательная забота? — я приподнял бровь. Пока он живописал мне занимательную историю из жизни американских сектантов, я как-то расслабился. А сейчас опять напрягся, потому что вообще перестал понимать, что происходит.
— Просто у меня на вас другие планы, — теперь уже явно и отчетливо улыбнулся кгб-шник. — Ничего от вас не требуется особенного. Просто сторониться нехороших людей. Мы довгорились?
— Да я вроде и не… — начал я, потом кивнул. — Да, договорились. Обещаю, что буду хорошим мальчиком и с сектантами играть не пойду.
— Вот и ладушки, — удовлетворенно кивнул Званцов.
— А какая-нибудь подписка о неразглашении будет? — спросил я. — Или хотя бы обещание никому об этом разговоре не рассказывать?
— Можете болтать сколько угодно, Владимир Викторович, — усмехнулся Званцов. — Ни в коем случае не ограничиваю вас в желании поделиться подробностями нашей встречи с друзьями, знакомыми и кем угодно еще.
Званцов улыбался, а я задумался. Это ирония какая-то сейчас? Или нет? Я представил себе, как рассказываю «ангелочкам» о том, что встречался с майором КГБ на подоконнике дома ветеранов… Кстати, с чего я вообще решил, что он майор? И что именно КГБ? Он ведь мне ни разу даже удостоверение не показал! Как отреагируют «ангелочки»?
— Кстати, если хотите есть, то здесь неплохая столовая, — сказал Званцов, встал с подоконника и отряхнул пиджак.
«Другие планы у него, надо же…» — думал я, топая по Путиловской в сторону центра. Можно было сесть на трамвай, но что-то этот разговор меня в такие непонятки погрузил, что захотелось пройтись, невзирая на ветер, швыряющий в лицо горсти сухого снега. Хотелось или подумать ногами, или просто проветрить голову, чтобы выкинуть все эти непонятки из головы. Получалось хреновасто, раззадоренный мозг выдавал версии, одна другой развесистее. Память моментально подсунула мне новостной ролик, который я смотрел буквально на днях. Про бизнесмена, который занимался-занимался своим успешным бизнесом, а потом вдруг сбросился с балкона своей квартиры на тринадцатом этаже. И заплаканная тетечка как раз рассказывала, что он в последнее время много занимался своим здоровьем, йогой… «А может он на меня прослушку повесил?» — предположил другой внутренний голос. «Да не, он меня даже не касался, никаких похлопываний по спине и дружеских объятий…» — возразил я сам себе. «А ты точно помнишь? — продолжала внутренняя собака-подозревака. — Мало ли, какие у спецслужб методы отвлечения внимания…»
А потом я подумал, а даже если и так, то что? Даже если допустить, что у Званцова имеется совсем уж миниатюрная техника, размером с пылинку, что вряд ли, конечно. Но, допустим, есть. И что? Будут сидеть специально нанятые люди и слушать, как мы с командой придумываем очередную вечеринку? Или как мои «ангелочки» репетируют, по десять раз повторяя одну и ту же песню и прерываясь время от времени на технические споры, нужно тут запилить риф, или лучше в финале. Возможно, им будет даже нескучно. Вот только пользы от такой прослушки — ноль повдоль. Нас даже за банальное хулиганство или, там, за воровство из магазина не привлечешь. Настолько положительные, что даже скучно…
Хм, а может и правда какой скандал нужен? Чисто для пиара, чтобы все газеты взялись наперебой писать про «Ангелов С» просто потому что они что-то учудили.
О, наконец-то отпустило, и я перестал крутить в голове холостые мысли о том, для чего был весь этот разговор.
— О, рояль, прикольно! — обрадовался Бельфегор прямо с порога. — Когда меня мама в музыкалку отдала, я мечтал, что буду играть на рояли! Всегда представлял, что подхожу, такой, во фраке. Откидываю драматичным жестом волосы назад и, такой: «Та-да-да-дам!» Я даже вторые штаны на спину приделывал, чтобы на фрак было похоже.
Бельфегор сел на вращающийся стульчик, крутанулся и откинул крышку рояля. Поставил пальцы на клавиши.
— И ни разу на рояли так и
