я займусь этим и Креем, — отрезала я, подведя итог незапланированному совещанию.
Эсмина всхлипнула, но промолчала. Ну и правильно, мне самой не по себе.
Свою последнюю относительно спокойную ночь я провела одна, если не считать компанию Тени, даже девушек отправила к Артуру, они и так при любой возможности сбегали к нему, так что выдала им официальный выходной. Уж переодеться или помыться я в состоянии сама. Не положено княжне иметь такие плебейские замашки, но мне было плевать. Княжна и за жизнь не должна бороться, и революцию планировать не должна, поэтому самостоятельно расправленная постель — меньшее из моих прегрешений.
А утром, едва проглотив пару булочек, я отправилась в княжеское крыло. Даже Матса оставила за дверьми. Сама не знала толком, что буду делать, ни к чему мне свидетели. Матс неохотно, но всё же отступил, не став оспаривать мою власть.
Княжеские покои встретили меня неприятным запахом и воем. Маришка всё так же пребывала в состоянии безумства и крушила свои покои. Ну как покои, комнату без окон, отгороженную от остального мира массивной дверью, которую она неоднократно пыталась выломать. Дверь не поддавалась, но девушка попыток не оставляла, распугивая немногочисленную прислугу.
Маришку я оставила на потом, в конце концов, в отличие от муженька, она уже понесла своё наказание, а вот Крей, пока был жив и в сознании. И вот от его покоев и исходил ужасный запах, не уступающий темницам Грозового Утёса.
— Вон пошла, дрянь, — остановившись у самых дверей и замерев, взявшись за ручку, услышала я возглас, раздавшийся изнутри.
Хриплый, надменный и полный ненависти возглас, произнесённый, несомненно, голосом мужа. Дверь приоткрылась и наружу вылетела красная, заплаканная девушка, судя по форме служанка. Девушка бросила на меня виноватый взгляд и ускользнула с такой скоростью, что я даже окликнуть её не успела. Не то, чтобы я так желала пообщаться с прислугой, но отчего-то хотелось девушку утешить.
— Здравствуй, муж, — заходя в тёмную затхлую спальню, поприветствовала лежащего на постели мужчину.
— Явилась, тёмная тварь, — выплюнул он, силясь совладать с телом.
— Срываешься на прислуге? — не удержалась от колкости я, переступив через оставленный на полу таз с водой.
— Тебе то, какое дело? Это моя прислуга, — огрызнулся он.
— Ты знаешь, зачем я пришла? — проигнорировав выпад, спросила у него.
— Поиздеваться вдоволь? Мало того что приковала меня к кровати?
— Нет, я пришла попрощаться, мне надоело быть твоей женой, — усаживаясь на краешек грязной постели, произнесла я.
Даже голос не дрогнул, хотя внутри от этих слов, будто струна натянулась.
— Ты не посмеешь, стена скоро перестанет сдерживать нежить, — насупился он, искренне веря в свои слова.
— Стена больше не твоя забота, как и нежить, — покачала я головой.
Больно, мне всё ещё было больно. Смотреть на это высокомерное лицо и вспоминать. Смотреть на эти губы и знать, что они не произнесли ни слова правды. Ложь, только ложь срывалась с этих красивых губ.
— Захватила всё-таки власть, — разом сдулся он.
— Я не просила меня сюда тащить, я не просила делать меня пешкой в вашей игре, — не согласилась с ним, а внутри всё сжалось.
Хотелось завыть, как Маришка. Почему? За что он так со мной поступил?
Мне казалось, что за чередой других волнений я забыла уже о предательстве, о той боли, что они мне причинили. Но, я ошиблась, Боля не смог забрать все страдания, а память подвела в очередной раз, сохранив все травмирующие события.
— Будто меня спросили, — буркнул он, разом помолодев лет на десять внешне.
— Ты сам начал, зачем тебе нужна была магия? Зачем ты провёл ритуал над Эсминой? Для чего тебе нужен был мой ребёнок?
— Даже пытать не будешь? — неподдельно удивился он, когда я не подкрепила вопросы магическим воздействием.
Я в ответ только покачала головой, стараясь сдержать рвущиеся наружу слёзы.
— Ответы в обмен на последнюю просьбу, — собрался он.
— Ответы ничего не поменяют, просто удовлетворят моё любопытство, ты в любом случае умрёшь сегодня, — вздохнула я.
— Это и есть моя просьба, дай уйти самому, вылечив Маришку.
— С чего ты решил, что она проживёт дольше тебя?
Почему она? Да что в этой стерве такого, что даже перед лицом смерти он думает о ней?
— Не убивай её, — в отчаянии прошептал он и совсем тихо добавил: — Умоляю. Я так перед ней виноват.
Полюбит ли меня хоть кто-то кроме Тени так? Чтобы переступить через все принципы, через гордость? Пожертвует ли своей жизнью, ради прозрачного шанса на моё спасение? Назовёт ли меня кто-нибудь любимой? Не за титул, не за силу или деньги, а за мои пороки, за мои грехи, просто полюбив меня саму?
— Нет Крей, — сквозь слёзы, ответила я. — Но я могу быть милостива.
В глазах мужа зажглась надежда, словно ему даровали вторую жизнь. Как же тошно от этого.
— Можешь своей рукой освободить её.
Милость ли это? Я не знаю. Стоит ли лёгкая смерть для своей любимой ответов? Я не знаю.
Крей молчал, долго молчал. По лицу проскальзывали разные эмоции, но он молчал, продолжая взвешивать все доводы.
— Я согласен, — наконец-то решился он. — Я погубил её, обрёк на смерть, мой долг избавить её от твоей мести.
Струна внутри лопнула окончательно, освобождая зажатое в тиски сердце. Чудовище, мстительное чудовище, вот кем он меня считает.
— А мою жизнь ты не погубил? Не мою жизнь ты готов был поменять на брата и стену? Убивался бы ты от жалости ко мне, если бы у вас с этой предательницей всё получилось?
— Не знаю, Алекс, я ничего не чувствовал к тебе никогда, даже жалости. Ты просто кукла, воспитанная, дорогая кукла.
Больно? Нет. Только обида, на себя, на Крея, на Лиона с князьями, но боли больше не было.
И он начал свой рассказ. И отчего я решила, что его любовь к Маришке настолько сильна, что он готов пожертвовать собой? Искупление, вот чего он хотел добиться, ведь всё, что он сделал в жизни, было
