Телефон гудел мне в ухо, а где-то в далекой Флоренции трещал, разрываясь, аппарат Коры. Я ждала очень терпеливо, но никто так и не подошел. Тогда я набрала номер Катрин, и та вместо «здрасте» сразу же спросила, куда мне перезвонить, что и сделала. Оказалось, Катрин обнаружила в секретере Эрика кучу денег и первым делом купила мобильный телефон.
– Раз ты сказала, что за мной могут следить, я решила обзавестись мобилой! В полиции все прошло отлично, Пу не дрогнула. Сейчас ее нет, она ушла с Эминой наводить порядок в квартире этнографини… Что ты ворчишь? Какая тебе разница? Завтра я встречаюсь с секретаршей Эрика, пусть поможет мне уладить бюрократические формальности, а потом я ее уволю.
Чертова кукла! Как же ей понравилось спихивать работу на других и помыкать людьми!.. А ну их всех вовсе!
Светило солнышко, до цели оставался последний рывок, Бэла стучал костяшками из конструктора «Лего» и распевал:
Он повторял и повторял, хотел, чтобы я запомнила слова и подпевала. И пусть этой дурацкой песенке Бэлу научила Герлинда, теперь ее буду петь я: мой сын опять со мной!
15
Едва мы подъехали к флорентийскому дому, как ажурные ворота распахнулись, мне даже не пришлось вылезать из машины. Я была рада такому сервису и рада видеть Марио. Это он нажал кнопку на панели в прихожей, чтобы ворота открылись, и теперь шел нам навстречу. Первым делом садовник поприветствовал Бэлу: подкинул его в воздух, покачал на руках. Потом протянул мне сухую жесткую ладонь.
– Где Эмилия и Кора? – спросила я, заметив его тревожный взгляд.
Надо сказать, что Марио – совершенно безнадежный заика. Со временем мы научились спокойно пережидать, пока он борется с собственным языком и пытается выжать из себя хоть одно понятное слово. Однако если он, вместо того чтобы еще раз спокойно постараться, начинает вдруг нервничать, то последняя призрачная надежда улетучивается как дым.
Похоже, это было важно – то, что он хотел мне сказать, но ничего, кроме какого-то «Au-Au-Au», не выходило. Что же случилось?
Сейчас! Черт, да где же доска: я рылась среди игрушек Бэлы. Отыскав доску и розовый мелок, всучила их Марио.
– AUTOAMBULANZA,[56]– написал Марио крупными ровными буквами.
Я в ужасе ждала продолжения.
– OSPEDALE,[57]– появилась еще одна строчка.
Господи! Эмилия! Она ведь жаловалась на сердце… Доброе сердце нашей Эмилии… Как мы могли отмахиваться! Неужели запоздалое счастье Эмилии и Марио должно вдруг оборваться? Это несправедливо! Вот и статистика говорит, что мужчины должны первыми отложить ложку, не женщины. Кстати, о ложках: такую кухарку трудно будет заменить…
– Marto cardiaco?[58]– спросила я испуганно придушенным голосом.
В ответ Марио радостно оскалился и отрицательно замотал головой, но язык все равно не слушался.
Тут вошла Эмилия с корзиной на руке – значит, инфаркт не у нее. И я услышала историю, украшенную мелодраматическим акцентом.
Вчера Кора приехала бледная и, хотя ее знобило, потащила всех в ресторан, сказала, что хочет закатить ужин, но сама лишь слегка поковыряла телятину.
– А о чем можно первым делом подумать, если молодой, пышущей здоровьем женщине ни с того ни с сего делается дурно? – вопросила Эмилия и многозначительно воззрилась на меня.
Да, наша Эмилия – мастерица сказки сказывать.
Кора рано пошла спать, но утром ей не стало лучше, а к вечеру совсем скрутило: болел живот, и поднялась температура. Вызвали врача – тот велел срочно везти в больницу, где сегодня утром ей благополучно удалили аппендикс.
– Сходи к ней завтра, – закончила рассказ Эмилия. – Извини, мне было некогда готовить для вас. Надеюсь, вы поели по дороге.
Итак, в первый вечер в Италии нам пришлось ограничиться черствым белым хлебом и жирной ливерной колбасой – гостинцем моей свекрови. Обидно, но поутру я уже и не вспомнила об этом маленьком разочаровании, сидя вместе с Эмилией за утренним кофе в саду на теплом солнышке уходящего лета.
– Ничего лишнего там не натворили? – спросила Эмилия и пытливо посмотрела на меня. – Вы подозрительно долго не давали о себе знать, а это обычно не предвещает ничего хорошего.
– Конечно, мы впутывались во все возможные неприятности, но все на благо человечества. Как думаешь, когда в больнице часы для посещений?
– Лучше прийти попозже, сегодня я застала ее полусонной.
Странная, непривычная картина: белая-белая, как ее накрахмаленная рубашка, в отдельной палате на высокой кровати лежала Кора, мертвая принцесса. Рыжие волосы кольцами разметались по подушке, в вене на левой руке – капельница.
– И на день оставить тебя нельзя! Что это тебе болеть вздумалось! – Я пыталась держаться бодро.
– Все бы отдала за spaghetti alle vongole![59]– жалобно сказала подруга. – Но мне показана только жидкая овсянка. Как там Йонас?
– Развода просит.
Кора недовольно сморщила нос:
– Хочет испортить мне удовольствие сделать тебя его вдовой. Хотя… боюсь, что мне больше ни одного плана не довести до конца, есть у меня подозрение, что самой пора в ящик.
– Чушь! Сегодня не умирают от аппендицита! – возмутилась я.
Конечно, вид у нее бледный и настроение плохое, но не стоит драматизировать.
– Ты выполнишь мою последнюю просьбу? – угасала Кора.
– Любую! – улыбнулась я.
Она схватила меня за руку и зашептала:
– You are my sister![60]На тебя я всегда могу положиться!
– Во веки веков, аминь!
Очень скоро я поняла, что поторопилась дать обет.
– У тебя остался метадон? – заглянула мне в глаза Кора, я растерялась и сразу кивнула. – Майя! Я не успокоюсь! Поезжай в Кастеллину и смешай американке коктейль покрепче!
Наверное, мое лицо исказил такой ужас, что Кора не удержалась от смеха:
– Вижу, я спровоцировала у тебя приступ зубной боли. Перестань, сейчас не до шуток!
А никто и не думал шутить. Пусть не надеется, я не дам ей подбить себя на убийство! Я стала энергично отбиваться от ее поручения:
– Пожалуйста, без меня! Если ты не в силах оставить свой бред, то берись за дело собственными руками. А капли не испортятся, подождут, пока ты поправишься.
