ударилась разжижающая вязь. В тесном пространстве два потока силы схлестнулись в яростной битве, и от последовавшего взрыва девушек раскидало в разные части коридора.
Как раз в этот момент их нашел Герцог, увидев Диану у стены, и Ланж у самой пробоины. Парижанка нервно дернулась, и едва не сорвалась вниз.
— Не шевелись! — закричал оборотень. — Я сейчас подойду, и оттащу тебя от края. Только не двигайся!
Она не желала попасть к нему в руки, но и стать пятном у подножия горы тоже не хотелось. Как говорили в России, из двух зол выбирают наименьшее.
Наблюдавшая за ними Диана окончательно уразумела, что первым делом Герман бросился на выручку парижанке, больше всего боялся, что она упадет, пострадает, и ему никакого дела не было до Дианы. Перед глазами поплыло, и Окская, не отдавая себе отчета, поднялась на четвереньки, выгибая конечности, как настоящая мертвячка, и бросилась на Соланж. Оборотень перехватил ее в считанных сантиментах от парижанки, они покатились кубарем по полу, не переставая бороться, но в итоге Герцог умудрился всадить ей удлинившиеся когти в живот.
Диана заверещала, хватаясь за рану, но оборотень потерял к ней интерес, помогая Соланж. Закинув ее на плечо, и схватив оглушенного Гастона за шкирку, он понес их дальше по коридору, не оглядываясь на Окскую.
Ланж долго приходила в себя, и, когда к ней вернулась способность мыслить, она таким жалобным голосом попросила Германа остановиться, что он опустил ее на пол открытой галереи, наблюдая, как бледная девушка хватает ртом воздух.
Ганьон прижала руку к груди, словно таким образом могла вернуть в норму намеревавшееся вырваться сердце, и почувствовала под одеждой какое-то украшение. Странно, она же вернула фамильную подвеску отцу…
Амулет! В тот роковой день, когда Диана похитила на ярмарке ребенка, казахская торговка, оказавшаяся кочевницей Данарой, подарила ей талисман, сказав, что он защитит ее от врага, и что его всегда нужно держать у сердца. Соланж понравился амулет, и она с ним не расставалась, но и представить не могла, как обычная безделица может спасти от нежити.
«Этот амулет наполнен жизнью, — как-то вечером сказала Данара, когда они ужинали в юрте. — Сделанный из коралла, он несет в себе силу крови, живой крови, людской крови. Он наполнен энергией солнца, тепла, огня, света, всего, что делает этот мир живым и прекрасным, и чего не постичь больше мертвым. Не думай, что только ваши земли полны зла, о нет, такова природа тьмы, она существует всюду, поэтому храни свой амулет. Для нас он — оберег, а для них — погибель.»
Не зная, что из этого получится, но впервые молясь Красному Богу с неистовой надеждой, Соланж подняла руку, и осторожно дотронулась к щеке Герцога. Оборотень застыл, глядя на нее расширенными зрачками, а потом несмело прикоснулся к ее волосам.
— Мне страшно, — прошептала Соланж, чувствуя, как дрожит ее голос.
Но Герцог обманулся, ибо сам принимал желаемое за действительное.
— Не нужно, я тебя защищу!
Герман наклонился к ее губам, и парижанка поддалась, одновременно сдергивая с шеи амулет. «Второго шанса у нас не будет!» — мысленно твердила девушка, призывая очнувшегося фамильяра не вмешиваться. «Пора!» — сказал Гастон, понимая, что медлить больше некуда.
Девушка решительно обняла оборотня, и, пока тот радовался ее чувствам, быстро набросила ему на шею амулет. Герцог отстранился, взвился на ноги, пытаясь сорвать с себя удушающий талисман, но не мог даже к нему прикоснуться. Громкие крики огласили галерею.
— Прости, — на глазах девушки вскипели слезы. — Ты не виноват в том, что с тобой сделали. У тебя должна была быть другая жизнь, ты не заслужил смерти и перерождения в нежить. Но время пришло, ты должен отпустить это существование, и отправиться дальше. Прости, Герман!
Он отчаянно рванулся к противоположной стене, но споткнулся о низкий борт, и упал с огромной высоты.
Соланж уткнулась в лохматый бок Гастона, размазывая по нему слезы.
* * *
Диана Окская с трудом выбралась из Академии: нанесенные Германом раны лишали ее сил, тело с трудом подчинялось, но на остатках воли, под покровом ночи она сумела улизнуть незаметной, и спряталась у реки.
— Мы захватили почти все подземелье, силы обороняющихся на исходе, — раздался гортанный голос.
— Хорошо, — зловеще рассмеялась мать мертвецов Мара. — До рассвета осталось несколько часов, но живые его не увидят. Когда взойдет солнце — эти земли будут принадлежать мертвым.
Она повернула голову, и увидела скорчившуюся у обрыва Диану.
— Дитя, что ты здесь делаешь?
Окская поведала о предательстве Герцога, и попросила уничтожить его и Соланж Ганьон.
— Любопытно, да, — протянула Мара. — Но, Диана, я дала ему разрешение забрать парижанку себе. Вроде, я объявила тебе свою волю, а ты ослушалась.
— Но сначала вы пообещали мне, что она умрет!
— А потом — поменяла свое решение, и ты должна была подчиниться.
— Я не отдам ей Герцога!
Мара сощурила болотные глаза, и подошла к раненой.
— Он был прав, ты глупая и помешанная. Не пойми меня неправильно, мне все равно, кто мне служит, я с уважением отношусь к чужим порокам. Но из вас двоих мне куда больше полезен Герцог, как представитель знатнейшей семьи среди оборотней.
Не тратя больше слов, Мара ударила ногой Диану, сталкивая девушку с обрыва. Ледяная Исеть объяла ее со всех сторон, но Окская не напоролась на камни, а позволила реке унести себя от мертвой матери.
Ниже по течению она кое-как выбралась на берег, демонстрируя чудеса живучести, но, не пройдя и десяти шагов, девушка поняла, что осталось ей не долго. Как же стало горько и больно, обидно, что все закончится так, что ее вторая жизнь была такой же безрадостной и бессмысленной, как и первая!
Только тогда Диана поняла, что изначально была сама виновата в своих бедах: никто не заставлял ее влюбляться в Германа Герцога, навязываться ему, терпеть пренебрежительное отношение со стороны всей Академии, считавшей ее дурой, когда она позволяла парню вытирать о нее ноги, лишь бы добиться хоть какого-нибудь внимания. Она сама вышла в лес искать ответы, попалась в руки Мары, и сделала много зла, в котором не раскаивалась, но которое теперь осознавала.
И она решила отомстить мертвой матери за всех, кого та погубила.
Глава шестьдесят вторая, рассказывающая о решающей битве с прошлым
27 марта 1831 года по Арагонскому календарю
Лагерь мертвецов хорошо охранялся, но Окскую все знали, и спокойно пропустили: она наврала о ранении в битве с ректором, и что Мара отправила ее сюда к лекарям.
