class="p1">А я остаюсь лежать, размякшая, как промокашка в старинных тетрадках школьников. Шевелиться вообще не хочется. И злиться тоже, хотя совсем недавно я я буквально из себя выходила, осознав, что проклятый Кирсанов все-таки обыграл меня и Тай накрылся большим медным тазом.
Черт! Его умению уходить от клятвы, не нарушая ее, можно позавидовать!
Сначала у нас была свадьба. На три месяца, да. Со всеми положенными приготовлениями, знакомством с родителями и прочим.
Потом я немножко полежала на сохранении в больничке, а Юра по этому поводу словил дополнительную паранойю, потому что согнал ко мне всех врачей, каких смог найти в Питере, Москве и Израиле. А потом таскал меня на руках еще месяц, сдувая пылинки и не позволяя даже заговаривать про перелет.
И вот теперь, перед Новым Годом, когда я уже себя отлично чувствую, и вообще настроилась…
Он сегодня с утра тупо прислал водителя с машиной,и меня привезли в этот лесной домик. Не тот, в котором мы были с ним в самом начале наших отношений, а в шикарный современный коттедж со всеми возможными удобствами.
По телефону мне было сказано, что врач категорически запретил мне полеты до родов, а потому Новый Год мы проведем тут, в его обожаемом лесу. Нет, Наташка в чем-то все же была права… Он меня таки посадил в лесной избушке!
Хорошо, хоть не одни праздновать будем, Кирсанов с Мартой и их маленькой девочкой приедут. Старший сын Кирилла, веселый, невероятно привлекательный Ник, уехал на все праздники с друзьями кататься на бордах. Счастливчик.
Я рвала и метала, но, к сожалению, спустить злобу было не на кого. Виновник торжества благоразумно на работе задержался.
И вот… Приехал.
И сходу грамотно себя повел: сначала нападение, претензия, потом зализывание обиды. Верней… э-э-э… затрахивание.
И вот вам результат — мне не хочется уже ничего. И обижаться в том числе.
Обидно, конечно, что не поеду в Тай на Новый Год, но, с другой стороны…
Я встаю, привожу себя в порядок, переодеваю белье, меняю платье и чулки.
И спускаюсь вниз.
Елка, огромная, красивая до безумия, украшенная винтажными игрушками, горит огнями.
Кирилл Кирсанов держит на руках свою маленькую дочь и показывает ей розовый стеклянный шарик.
Так похожая на его жену, темноволосая, темноглазая Марточка, таращит глазки и радостно пускает слюни.
Кирилл ощутимо счастлив, это видно.
А я думаю, как же будет выглядеть мой охотник, когда возьмет сына на руки?
Мысли об этом добавляют тепла в еще плавящееся послеоргазменной истомой тело, и я улыбаюсь своему мужу, спокойно открывающему бутылку коньяка для них с братом.
Он ставит коньяк на стол и идет ко мне.
— Как там наш Маркелл? Не сильно его разболтало? — шепотом спрашивает он, положив ладони на мой живот.
— Ему не привыкать, — фыркаю я.
— Ну хватит уже миловаться, — смеется Кирилл, поворачиваясь к нам, — иди сюда, Полинка, смотри, какой мы шарик вам привезли. Им еще бабка наша елку украшала.
— Ну Кирилл, нельзя так грубо, — укоризненно говорит красотка Марта, которую роды и кормление вообще никак не испортили.
С завистью смотрю на ее точеную фигурку и ощущаю себя дирижаблем просто. Удивительно, что мой муж еще хочет заниматься со мной сексом…
Юра, как всегда , филигранно считывает мое настроение, потому что тут же разворачивается и тянется к губам:
— Ты — самая красивая, ведьма, — шепчет он, — я сразу влюбился. Еще там, в лесу… Потерянная, нежная, ранимая… Как было не забрать? Вот и забрал. Забрал же? Да?
И столько опять вопроса в его словах, что я невольно улыбаюсь своему торжеству.
И киваю.
Забрал, охотник, полностью.
И не важно, что я тебя в снах своих видела задолго до этого…
Собственно, ничего необычного… На то я и ведьма, права все-таки бабка.