Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Сомневаться в правдивости показаний оснований не было.
– По показаниям одного из свидетелей, вас в банде было четверо, – осторожно произнес Камиль Фаттахович и задал вопрос, который хотел задать с самого первого допроса и лишь ждал подходящего момента: – А кто был четвертым?
– Его зовут Сева, – охотно отозвался Жорка Долгих. Про других рассказывается куда легче, чем про себя.
– Это его имя?
– И имя, и погоняло. Он нашел нас на одной малине и предложил вместе одно дельце провернуть. Одному, мол, не справиться. Предложил взять продуктовый склад противотуберкулезного госпиталя для ветеранов…
– Всеволод, значит, его зовут, – заключил Камиль Фаттахович. – А дальше? Ну, отчество, фамилия?
– Ты думаешь, он к нам с паспортом, что ли, пришел? – усмехнулся Долгих. – Этого я не петрю[100], начальник. И никто из нас не знает. Он про себя не шибко распространялся. Так, проговаривался иногда. Ну а я на ус мотал…
– А живет он где? – снова спросил следак.
– Где-то в центре, точно не знаю, – ответил Долгих. – Шмара у него есть. Работает чеканкой[101] на одной хазе в Адмиралтейской слободе. Наведывается он к ней иногда…
– Ну, он кто, из блатных? Или так, фраер? Просто подзаработать решил? – поинтересовался Зырянов.
– Да не разберешь его, – не сразу ответил Долгих. – По фене ботает, но, может, и не из наших. Однако котелок у него варит. Ограбление продуктового склада противотуберкулезного госпиталя – его наводка. Все четко расписал, до деталей. Ну и мокрый гранд на Краснококшайской с подкопом – тоже он организовал…
– Он сам-то в убийствах участвовал? – спросил Камиль Фаттахович.
– А как же, – отозвался Долгих. – Мы его тут как-то заподозрили, что он мокрухой рук своих марать не хочет. Ну и решили проверить его на мокром. Так он двоих на Черном озере замочил – даже глазом не моргнул! Причем из этих двоих одна баба была… Он же этого, как его, – Долгих на время замолчал, забыв, верно, нужное слово, – инкассатора-молдаванина самолично укокошил на Краснококшайской улице, где мы подкоп рыли. А до этого, когда мы еще не вместе были, мужика с бабой в квартире на Баумана замочил. Аккурат девятого мая в сорок пятом…
Записав показания Долгих в протокол допроса, следователь Зырянов поспешил к своему начальнику.
– Долгих признался! – с порога взволнованно заявил Камиль Фаттахович и не сдержал довольной улыбки. – Вот! – протянул он протокол допроса.
– Молодец, – одобрительно произнес майор Остапчук и углубился в чтение документа. Через пару минут лицо Григория Богдановича вытянулось и сделалось белым. – Идиот, – впился взглядом в лицо Зырянова начальник отдела по борьбе с бандитизмом республиканского Управления МВД. – Сам себе приговор подписываешь… – после чего не сдержался и уже заорал, брызгая на подчиненного слюной: – А известно тебе, что убийство и ограбление супружеской четы Литвиненко в их собственной квартире на улице Баумана девятого мая сорок пятого года давно раскрыто, и за него уже осужден конкретный человек? Понимаешь ты, чем это нам грозит?! Давай этого Долгих ко мне. Сам желаю с ним поговорить…
Когда Георгия Долгих привели в кабинет майора Остапчука, Григорий Богданович какое-то время молча смотрел на него. Потом усадил против себя и спросил:
– Это следователь попросил тебя понавешать на себя чужие дела? Тебе что, своих мало? Этот четвертый ваш, Сева… чего ты там про него наплел? Тебе-то почем знать, чем он до вас занимался?
– Ну да, это следователь велел так говорить, – смекнув, что от него хочет начальник, промолвил Жорка Долгих, уже сто раз пожалевший о своем признании. – Так, может, это, протокольчик с моим признанием того, аннулировать?
– То есть от своих признательных показаний вы отказываетесь, – без малейшего намека на вопросительную интонацию произнес Григорий Богданович.
– Отказываюсь, – подтвердил Долгих.
– Хорошо, – констатировал майор Остапчук. И когда Долгих увели из кабинета, порвал протокол допроса в клочки.
Поскольку Шмат и Костян молчали и признательные показания давать не собирались, перед бандитами замаячила перспектива освобождения. По крайней мере, для Шмата и Долгих, поскольку Костяна на очной ставке узнал свидетель Воронков.
* * *
Возможно, перспектива освобождения Шмата и Долгих из-под стражи и переросла бы в реальность, однако в ход следствия по делу «банды разведчика» вмешался случай.
После ноябрьских праздников к исполняющему обязанности прокурора республики Михаилу Ильичу Березову пришел на прием гражданин Дмитрий Скорик, проживающий по улице Второй Солдатской. Гражданин выглядел взволнованным, поскольку беседовать да и просто быть рядом со столь высокопоставленным лицом ему еще не приходилось.
– Не волнуйтесь. Присаживайтесь вот сюда, – указал на стул недалеко от себя Михаил Ильич. – И расскажите мне все по порядку и с самого начала, – предложил посетителю Березов, прекрасно понимая его состояние.
Скорик сел, собрался с мыслями и начал…
– Годовщину революции я отмечал со своим соседом. Зовут его Камиль, фамилия Зырянов. Он милиционер и был последнее время очень чем-то расстроен. Будто кто-то умер у него, и ему тяжко переносить потерю… Вот и восьмого ноября он был хмурый и все время молчал. Ну, сели мы, значит, с ним за стол. Отмечать, стало быть, Великую Октябрьскую революцию… Когда первую беленькую уговорили и приступили ко второй, я его спросил: чего, мол, он такой смурной весь, ведь праздник же великий на дворе! А он мне и отвечает: «Начальник мой со мной очень плохо поступил. Я, – говорит, – свою работу на пять выполнил, а он не то чтобы поблагодарить, – обидел меня незаслуженно. Боюсь, – говорит, – что вся моя работа коту под хвост». – «Это как?» – спрашиваю. «А так, – говорит, – расколол я задержанного на целую серию убийств и грабежей, да еще и подельников он мне своих сдал со всеми потрохами. Долго с ним бился, и вот наконец получил от него признательные показания. Записал их в протокол и пошел докладывать своему начальнику. А тот, вместо того чтобы оценить мой труд, начал на меня орать: „Идиот, этим признанием ты и себе, и мне приговор подписал. Откуда здесь в показаниях эпизод в серии убийств и ограблений, который случился девятого мая сорок пятого года на улице Баумана? За него уже осужден конкретный человек. За это нам – если ошибка вскроется – достанется от начальства по самые не хочу“».
Скорик замолчал и вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Потом продолжил, уже без прежнего волнения в голосе:
– Как я понял, за чужое преступление был посажен в тюрьму невинный человек. И этот начальник хочет это скрыть, чтобы не получить по шапке. Камиль так прямо и сказал мне, что его начальник не захочет выносить сор из избы, поскольку того невинного человека посадил в тюрьму именно
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
