Книга Межесвет - Юлия Федорченко

— Мертвых? — ужаснулся Шадрен.

— Они не то чтобы покойники. Но они и не живые, это точно. Они меня кормят.

— И я должен… — экзалтор тяжело сглотнул, — пить из них кровь?

— Все верно, друг. Заплати пошлину и входи.

— Какую еще пошлину?

Вампир критически оглядел просителя.

— Возьми мой плащ, а я возьму твой.

Шадрен с некоторым колебанием согласился. От чужого плаща веяло свежестью и мокрой землей. Вампир поднялся со ступеней и с явным удовольствием натянул на себя обновку, затем слегка поклонился и сделал приглашающий жест.

— Дом Скорби в твоем распоряжении.

Экзалтор не торопясь поднялся по лестнице. Тяжелая дверь с полустертым орнаментом издала пронзительный скрежет, едва он надавил на нее плечом, но через несколько толчков сдалась под его напором и отворилась. Внутри было темно, хоть глаз выколи, и царила могильная тишина. Шадрен провел рукой по стенам у входа в надежде нащупать факел, но напрасно. Он уже намеревался вернуться к вампиру и задать вопрос относительно источника света, которым тот мог бы его снабдить, когда надтреснутый голос заставил его вздрогнуть.

— Так, так, так, — прошамкал кто-то, и этот кто-то приближался, шаркая башмаками. Перед экзалтором вырос сгорбленный силуэт. — Добро пожаловать, милок. — Старуха не вышла ростом и еле доходила ему до пояса. Она закрылась морщинистой рукой, подойдя к двери. — Отойди-ка.

Он послушно отошел, и дверь шумно захлопнулась, отрезая поток света. Они остались в кромешной тьме. Костлявая рука нащупала руку экзалтора и куда-то его повела.

— Куда мы? — спросил он.

— Тише! — шикнула на него старуха. — Перебудишь всех.

Шаги отдавались гулким эхом в пустом зале. Старуха подчас останавливалась и заходилась кашлем, уткнувшись лицом в передник, и это было куда громче, чем осторожный шепот Шадрена. Его глаза постепенно привыкали к темноте, и вскоре он мог разглядеть очертания стен и дверных проемов, но ничего более. Она снова остановилась, на этот раз не из-за приступа кашля, выпустила его руку. Минута промедления — и в глаза ударил свет.

— Возьми. Только на меня не свети.

Она вручила ему лампу в форме свечи. Держаться можно было только за сам цилиндр, но стекло не нагревалось, и Шадрен мог свободно сжимать его в руке. Он поводил лампой туда-сюда, пятно света коснулось полуистлевшего платья, и старуха отпрянула, бормоча ругательства. Он это сделал не со зла и тотчас извинился:

— Я не хотел.

— Идем уж, — проворчала она.

Теперь она шла впереди, экзалтора окружало кольцо света, а со всех сторон на него наползала тьма. Шадрену доводилось иметь дело с искаженным пространством, и его ничуть не удивляло, что внутри храм был намного обширней, чем казалось снаружи. Он тревожился по другому поводу: его не спросили, зачем он пожаловал и что ищет.

— Сюда.

Экзалтору пришлось пригнуть голову, и они прошли под низкой аркой. Когда-то это могло быть жилой комнатой: в углу размещалась односпальная кровать, напротив стоял платяной шкаф, а рядом с ним — стол с письменными принадлежностями. Помещение пропахло сыростью и пылью. Шадрен подошел к столу и убедился, что чернила в баночке засохли, а бумага крошится в руках.

— Я буду неподалеку, если понадоблюсь.

С этими словами старуха откланялась. До Шадрена постепенно дошло: она приняла его за того вампира, что сидел на лестнице перед храмом. Видно, со зрением у нее было неважно, а вопроса, который мог его выдать, она просто не разобрала. Тем лучше. Но зачем она привела его сюда? Он еще раз посветил на кровать, стол, шкаф — ничего. Он двинулся в противоположный конец комнаты, утонувший во мраке. Шаг, второй, третий… лампа выпала из его руки, чудом не разбившись.

Его дыхание сбилось, тело парализовал страх. Шадрен крепко зажмурился и дал себе время успокоиться. Спустя несколько секунд он наклонился за лампой.

Девушка раскинулась в глубоком кресле и вполне могла сойти за мертвую, если бы не одно но — она дышала. На правой стороне шеи была глубокая рваная рана, платье на груди пропиталось кровью, руки были искусаны до самых локтей, но ее грудь продолжала равномерно вздыматься, как у спящей. При жизни (или после жизни, он не мог сказать точно) она была красавицей.

Шадрен понял, что должен делать. Изнутри поднялось возмущение: он не хотел ее трогать. Не лучше ли позвать старуху и сказать, что сегодня он желает полакомиться кем-то другим? Но часто ли вампиры меняют предпочтения? Шадрен опасался, что старуха начнет что-то подозревать, приглядываться к нему, задавать каверзные вопросы; а ведь он всего лишь человек, забредший в логово монстров, чтобы стать одним из них. Ремень для ружья не оттягивает плечо, у него при себе нет ни меча, ни кинжала. Не волк в овечьей шкуре, а безобидный барашек под личиной хищника: сорви покров — и стая мигом разорвет тебя в клочья. Он затравленно оглянулся.

Вампир обманул его. У экзалтора во рту не было удлиненных острых клыков, но не в этом заключалась главная проблема. Пустить кровь можно десятком разных способов, но чтобы ее испить, требуется жажда. Красная жажда. Проще говоря, Шадрен не обладал вампирским аппетитом.

— Не получается, милок?

Он вовремя вспомнил, что старуха не любит свет, и предусмотрительно спрятал руку с лампой за спину. Пронеслась шальная мысль: вот оно, оружие. Ударить ее по голове и убежать, стремглав носиться по залам, пока не свалишься от усталости, а затем отдать себя на растерзание монстрам, рыщущим во тьме.

— Она почти пустая, — с сожалением произнесла старуха. — А сколько молодой крови было, горячей, сладкой, как вино. И странно ведь. Красотки обычно горькие на вкус, а эта не такая. Ты будешь? Или позволишь мне? — Она чуть помолчала и продолжила извиняющимся тоном: — Только раз я испила ее, уж прости. Не смогла удержаться.

— Уйди, — прошептал Шадрен.

Старуха ушла тихо, без упрека. Красная жажда все не являлась, но экзалтор не мог отдать последние капли крови, оставшиеся в прекрасном юном теле, этой ужасной ведьме, скрывавшей свое лицо; он не мог позволить ей допить. Шадрен опустился на пол перед креслом, взял девушку за запястье, повернул ее руку ладонью вверх и накрыл ртом рану, в которой блестела кровь. Он уверял себя, что иного выхода нет, что он делает лишь то, за чем явился. Кровь была едва теплой и ничуть не сладкой — так ему показалось вначале. Спустя несколько секунд Шадрену захотелось впиться зубами в плоть, да так сильно, что он не смог удержаться, оставил руку жертвы и приник к левой, нетронутой стороне шеи. Он опомнился