с Севером интима, приводит меня в ужас. Как она вообще могла появиться? За Севером кто-то следил, чтобы ему навредить? Но почему именно так? Он свободный человек и волен заниматься сексом, с кем хочет.
Господи… Прикрыв глаза дрожащей рукой, я тщетно пытаюсь проглотить подкатывающую истерику. За что? Разве можно обходиться с людьми так низко? Пусть я не обзавелась друзьями, но я не сделала ничего для того, чтобы заиметь врагов. Не совершила ничего плохого, чтобы такое заслужить. Какое теперь имеет значение, что я собиралась расстаться с Родионом? В глазах Винокуровых я беспринципная дрянь, предавшая их доверие.
Завидев меня, сидящую на корточках возле подъезда, проходящая мимо соседка косится с удивлением и настороженностью. Я заставляю себя поздороваться с ней, и подхватив сумку, медленно поднимаюсь. Нужно поскорее уехать отсюда. Погоревать можно и потом. Никто не говорил, что путь в новую жизнь будет легким.
Позволив слезам вытечь, я достаю телефон и набираю номер Севера. Услышать его голос мне жизненно необходимо, чтобы напомнить себе, что все не зря.
Несмотря на попытку говорить спокойно, при звуке его голоса слезы удваивают свой напор и слова выходят вместе со всхлипыванием.
– Привет… Как ты? У меня все плохо. Я приехала собрать вещи, и встретила Родиона… Хотела поговорить об отмене свадьбы и обо всем остальном… Без подробностей и имен, конечно… А он стал на меня кричать… Обзывался. Сказал, что его отцу прислали видео, где ты и я… Очень личное и интимное видео, как ты понимаешь. Я звоню, чтобы тебя предупредить… Если оно было снято в твоем доме, значит где-то стоит камера и за тобой следят…
– Ты где сейчас? – перебивает он металлическим голосом.
– Около дома… Около бывшего. – Всхлипнув, я поворачиваюсь, чтобы в последний раз оглядеть сверкающий фасад с накладными балконами.
– Сможешь на такси до отеля доехать? Я буду там минут через двадцать.
Я трясу головой в знак согласия.
– Да, конечно. Сейчас вызову. Только приезжай поскорее, пожалуйста.
По пути в гостиницу неожиданно раздается звонок от папы. Я в нерешительности смотрю на экран, и занеся дрожащий палец, сбрасываю вызов.
«Прости, пап, – выговариваю одними губами. – Просто не сейчас».
Он наверняка спросит, как дела со свадьбой, а я не готова ни врать, ни говорить правду. Я имею право побыть наедине с собой, когда это кажется таким необходимым. Наберу его адвоката позже и попрошу организовать разговор. Папа обязан меня понять.
Поднявшись в номер, первым делом умываю лицо ледяной водой. Оскорбительные слова Родина въелись в кожу, требуя снять причиняемый зуд.
В идеально убранной, охлажденной кондиционером комнате становится немного легче и спокойнее. В будущем нужно обязательно озаботиться собственным жильем, чтобы иметь возможность побыть в уединении и ни от кого не зависеть.
Выпив воды, я присаживаюсь на кровать, принимаясь ждать. Каждая минута, проведенная в тишине, оказывается безжалостной, заполоняя сознание стыдом и чувством вины. Сложно поверить, что еще вчера, застав Родиона с друзьями, я чувствовала себя обманутой стороной. Сегодня любой вправе бросить в меня камень. Шлюха, развратница, изменщица… И неважно, что я загодя решила отменить свадьбу и расстаться. Винокуровы никогда мне не поверят. А даже если и поверят, все равно не простят.
Представив шокированное лицо Леоны Андреевны, я болезненно кривлюсь. Почему-то именно ее реакция заботит меня больше всего. Наверное, потому что я полюбила ее как мать, с которой вынуждена перестать общаться.
Сейчас моя новая жизнь ощущается как разверзающаяся пропасть под ногами, в которую проваливается все, что когда-то было ценным. Этот разлом мог бы легко поглотить и меня саму, если бы не Север. Ради любви к нему я устою и справлюсь, как бы тяжело не было.
Входная дверь хлопает, заставляя меня вскочить. Я настолько себя накрутила, что готова слабовольно броситься к Северу на шею и разрыдаться.
– Привет… – Вглядевшись в его лицо, я машинально обнимаю себя руками. Порыв найти утешение в его объятиях исчезает. Не потому, что я в утешении я больше не нуждаюсь, а потому что попросту его не найду. Уж слишком закрытым выглядит он выглядит.
– Ты как? – Оценивающе пробежавшись по мне глазами, он смотрит на сумку. – Он тебя не тронул, надеюсь?
Я мотаю головой.
– Нет. Родион бы не стал… Просто наговорил ужасных вещей.
– Ясно.
– Что думаешь? – Я нервно кусаю губу. – По поводу записи? Догадываешься, кто ее снял?
Север смотрит на меня в упор, не моргая.
– Знаю.
Я вздрагиваю. Знает? И так спокойно об этом говорит?
– И кто это?
Его взгляд заметно тяжелеет, сверля точку в моей переносице. Нервные окончания вспыхивают, превращая тело одну большую раневую поверхность. Коснись меня чуточку небрежнее – скончаюсь от болевого шока.
– Скажи что-нибудь, – умоляюще сиплю я, внезапно потеряв голос. – Что угодно. Обещаю, я поверю.
В глазах Севера мелькает серебряная тень, щека странно дергается.
– Малая… – Он тоже звучит хрипловато. – Дело вообще не в тебе. Все началось гораздо раньше. Ты хорошая девочка и по-своему мне дорога, но я имею обязательства перед другими людьми, с которым был знаком задолго до тебя. Если бы были другие способы на твоего отца надавить – я бы выбрал, какой угодно, но не этот.
64
Окружающие предметы приобретают резкие очертания и меняют цвет. Суть сказанного Севером лишь частично добирается до разума, однако тело успевает среагировать. В ушах поднимается гул, мышцы деревенеют так сильно, что двигать губами выходит с трудом.
– Причем здесь мой папа?
Нестерпимая боль вспыхивает в левой половине груди, заставляя дернуться и машинально отступить назад. Начинает тошнить. Никто за Севером не следил – он сам и снял это видео. Ему было что-то нужно от моего отца, а я – всего лишь рычаг давления. Все эти разговоры, внимание, встречи и даже помощь с работой – всего лишь часть плана. В его жизни есть люди гораздо важнее.
Человек, в которого я так сильно влюбилась и ради которого отказалась от прошлой жизни, попользовался мной, словно одноразовой резиновой перчаткой.
– У меня с твоим отцом есть неразрешенное дело, из-за которого когда-то пострадало много людей. – Север продолжает смотреть на меня в упор. – Часть из них мертвы. Еще до посадки, я приходил к нему и просил исправить содеянное. Он отказался. В моем мире свои законы, малая, и крысятничества там не прощают. Твой отец прекрасно об этом знал.
– Зачем ты это делаешь? – хриплю я, сосредоточившись на вороте его свитера. – Зачем пытаешься очернить моего папу? Недостаточно было раздавить меня?
– Хочу, чтобы ты хотя бы попыталась понять. У твоего отца была реальная возможность тебя уберечь
