и выгибает спину, подавая таз вперед, чтобы скользить своей киской вверх и вниз по стояку. Я шиплю от теплого и дразнящего ощущения ее смазки.
— Такая мокрая, детка. Так хорошо, — она только стонет в ответ, поглаживая свой клитор. — Блять, чего бы я только не отдал, лишь бы почувствовать, как эта тугая киска сжимает мой член.
Ее глаза переходят на мои, которые уже выглядят пьяными от удовольствия.
— Еще нет. Я хочу оседлать папочку вот так, — она наклоняется вперед, кладет ладони мне на грудь и трется сильнее, вырывая стон из моего горла. Я хватаю ладонями ее круглую попку, помогая ей двигаться суда-сюда.
— Ах-да… — лепечет она, и этот звук что-то во мне щелкает, я шлепаю ее по заднице с жестокой силой. Она вскрикивает, но падает вперед, призывая пошлепать, пока она целует меня. Поцелуй, который быстро превращается прикусывание губы, которую она резко дергает при каждом шлепке.
— Какая хорошая девочка, отлично справляешься. Папочка шлепает тебя, как грязную маленькую шлюшку, — ее тело подергивается каждый раз, когда она проводит по своему клитору, красивая мелкая дрожь, от которой у меня яйца покалывает, зная, что она доставляет себе удовольствие с помощью моего члена. Я тянусь, чтобы подразнить ее вход своими пальцами.
— Хочешь, чтобы я трахала себя твоими пальцами, папочка? — черт, она совершенна.
— Ты знаешь, что делать, малышка.
Ее веки трепещут, когда она подается назад и насаживается на мои пальцы, ее киска такая тугая и влажная, приветствует их. Она мастерски насаживается, трахая себя, и в то же дроча мой член, который теперь небрежно покрыт ее влагой.
Я втягиваю в рот одну из ее подпрыгивающих грудей, перебирая зубами сосок. Она хнычет и просит меня сделать это снова. Я с радостью подчиняюсь.
— О боже… — кричит она, и я чувствую, как она сжимается вокруг моих пальцев.
— Ты кончишь на папочкин член?
Она втягивает нижнюю губу между зубами, складка углубляется между ее бровями.
— М-м-м… — отчаянно скулит она.
— Хорошая девочка, кончай. Давай, детка, используй меня, — подбадриваю я, когда она начинает лихорадочно двигаться, стараясь сохранить последовательность и точность движений, так как ее тело начинает дрожать. Влажная киска, скользящая туда-сюда по члену, тоже доводит меня до предела. Каждый раз, когда она скользит по его длине, мурашки пробегают от моих яиц до бедер, борясь с желанием поднять ее и насадить на эрекцию.
— Кэш… папочка… блять… — она запинается, пока оргазм нарастает.
— Вот так, кончи для меня. Кончи на мой член.
— Ах! — ее неспособность сформировать слова говорит, что время пришло. Ее ногти впиваются в мою грудь, когда наступает кульминация, и я ввожу палец, покрытый ее смазкой, в ее маленькую тугую попку. — Кэш! — кричит она, но затем стонет, когда ее тело пульсирует вокруг меня.
— Господи Иисусе, — вздыхает она, удовлетворенно опускаясь на мою грудь, член все еще твердый между нами.
— Ты — гребаная богиня, куишле. Гребаная богиня, — шепчу я ей в потный лоб, откидывая назад влажные пряди волос.
Я чувствую стук ее сердца у себя на груди и думаю: это сердце бьется для меня.
Так же, как мое для нее.
ГЛАВА 20
Пар и дым
Харлоу
Каждый мускул в моем теле все еще гудит от блаженства, пока я лежу, задыхаясь, на Кэше.
— Ты гребаная богиня, куишле. Гребаная богиня, — бормочет он, его губы касаются моего лба.
Это слово. Куишле. Я боялась спросить, что оно означает.
Сначала игнорировала. Глупые, иностранные клички казались такими незначительными для моей большой миссии. Потом мне стало любопытно, но я никак не могла понять, говорил ли он это насмешливо или ласково. И после всех других грязных вещей, которыми он называл меня по-английски, я решила, что не хочу знать, что он просто называет меня шлюхой на другом языке, ведь я уже начинала находить утешение в этом слове.
И теперь, кажется, что он передал мне маленький кусочек своего сердца. Кусочек, который он надежно спрятал за жестокостью и насилием. Кусочек, который когда-то знал любовь и теперь, возможно, снова познает ее. У меня сжимается горло при этой мысли, потому что все это слишком трогательно или грустно не знаю. Возможно, и то, и другое.
Кэш проводит мягкими пальцами вверх и вниз по моему позвоночнику, пока мы переводим дыхание, сердца бьются синхронно друг с другом.
— Если ты будешь продолжать в том же духе, я засну.
— Я могу придумать кое-что поинтереснее, чем сон, куишле.
— Мне нужен душ, а не сон, — я опираюсь на предплечья на его груди. Он смотрит вниз, встречаясь с глазами.
— Ну тогда ладно, — он рассеянно накручивает на палец клок моих коротких волос. — Иди, а я присоединюсь через секунду.
Душевая Кэша огромная, в ней есть место для двух противоположных душевых насадок и длинного дождевого душа посередине. Стены из гладкого бетона со встроенной скамейкой и полками, их усеивают маленькие папоротники и комнатные растения. Пол выложен черным мрамором в тон матово-черной отделке, а встраиваемое освещение создает угрюмую, но все же элегантную атмосферу.
Я включаю горячую воду, позволяя пару заполнить пространство. Подвешенный букет эвкалиптов благоухает в воздухе. Я напеваю про себя, стоя под душем, от тепла все обостренные участки моей кожи приятно покалывает. Мочу волосы, но не беспокоюсь о мытье, так как Кэш вымыл их прошлой ночью.
Прошлая ночь… это похоже на лихорадочный сон. Ужас и паника, которые я испытала, когда забрала конверт из приемной полицейского участка. Он был доставлен курьером, пока я встречалась с Лео. Что тоже было пустой тратой времени — Лео сказал мне, что они не могут заставить Кэша передать отснятый материал без достаточных оснований. Без ордера они полагались на то, что Кэш предоставит все добровольно.
Я была так зла на Кэша, чувствуя, что за каждым шагом вперед следуют два шага назад и укол предательства. Но потом открыла конверт, и мне не хотелось быть нигде, кроме как в его объятиях.
Когда поставщик пива переступал черту, он поставил его на место. Когда летели пули, он прикрывал меня. И я просто знала, что, когда убийца лучшей подруги найдет меня, я не буду чувствовать себя в безопасности без Кэша.
— Я могу смотреть на тебя весь день, черт возьми, — Кэш стоит на входе в душ, ставя что-то на стойку в стороне. Его глаза неторопливо и внимательно изучают мое тело. Тепло разливается в моем животе, в то же время по рукам пробегают мурашки.
Его член все еще твердый, красиво торчит. И весь
