из страха такое-то дурное плести.
— Нешто об таком можно лгать? — Марфа перекрестилась и, достав нательный крест, поцеловала его.
— А Изяслава? — уже зная ответ, проговорил воевода.
— И его убили, и поганых навели, чтоб братьев проредить, больно много в рязанской земле князей развелось, — за Марфу ответил Ингварь с горькой усмешкой. — И ты, воевода почтенный, окаянному служишь.
— Да так ли это? — потер шею Жирослав. — Уж больно страшный навет.
— Так давай у твоего князя Константина то и спросим — навет али не навет, — прищурил очи Ингварь.
— Не гневайся, светлая княжна, благодарственный молебен закажу, что ты жива да здорова, — Жирослав раскрытую ладонь приложил к груди, — но надобно мне сначала все ж и князя Константина порасспросить.
— Порасспроси, мы не торопимся, — за Марфу снова ответил Ингварь.
Жирослав ушел в град. Ингварь стоял нахмуренным, сейчас все должно решиться.
— Ее же убить могли! — отталкивая воев, подлетел к нему и Марфе Миронег. — Ты ж, светлейший, обещал, что волос с ее головы не упадет!
— Место свое не забывай, бортник, — огрызнулся Ингварь. — Видишь — жива живехонька стоит. Прочь ступай!
— Не смей так с моим мужем речи вести! — вдруг, сбрасывая смирение, повысила голос Марфа. — Я против рода сейчас иду, и терять мне уж нечего, изволь, братец, благодарным быть людям, что ради твоего стола все потеряли.
— Ступай, — уже мягче, все ж отослал прочь Миронега Ингварь.
Муж с женой встретились очами, впервые за столько седмиц. И снег чаще повалил, словно саваном покрывая их судьбы.
Долго ждать не пришлось.
— Князь сбежал! Константин сбежал! –зашумели на стене.
— Сбежал, сбежал, сквозь закатные ворота утек, к Чернигову подался, — из уст в уста быстро распространялись слухи.
Как не глуп был молодший брат, а все ж скудного умишки хватило не ввязываться в заранее проигранный спор, а дать деру. Восставшая из пепла сестрица — больно грозная для душегуба примета.
Вороножской дружине пронские ворота распахнулись настежь. Марфа, в натянутой на нее очевидно по настоянию Миронега кольчуге, въехала в родной град. Люди повалили на улицы, разглядывая воскресшую княжну. Кто-то испуганно крестился, отступая, кто-то, признав, радостно махал руками.
— Голубка наша, живая!!! — неслось со всех сторон.
Марфа кланялась, благословляла горожан в ответ. Гул чудных новостей плыл над Пронском, не хуже колокольного звона.
С плохо скрываемым волнением княжна ступила на порог родного терема. Как все знакомо, и чужое одновременно. Дворня плакала и кидалась целовать руки.
— Марфуша! — маленькая круглая тетка Неонила сгребла Марфу пухлыми ручками. — Марфуша, вернулась!!! А уж мы-то сколько горьких слез пролили, уж и не чаяли снова увидеть.
— И я уж не чала вас повидать, — сухими губами проговорила Марфа.
В большом каменном соборе было студено, на стенах тонким слоем лежала изморозь. Марфа подошла к гробнице Изяслава, потрогала белый камень. Хоть в этом не поскупился Константин, достойное погребение велел сотворить.
— А где же невестка моя, княжичи где? — обернулась Марфа к Неониле.
— Отъехали к Стародубу, как Костенька заявился, так они и съехали. И никто-то их не гнал, с чего вдруг Елена так-то удумала, и не ведаю.
Вдовая тетка Неонила давно уж жила при племянниках в Пронске, нянчила всех деток, включая и саму Марфу. Для нее кем бы не оказался Константин, он все равно останется Костенькой, ничего с этим не поделать.
Марфа подошла к собственной гробнице, зажгла свечу пристраивая ее у изголовья, перекрестилась, кланяясь своей спасительнице.
— Нельзя ли Усладу тут оставить? — робко спросила княжна у тетки.
— Никак нельзя, голубка моя, никак, — покачала головой Неонила. — Не по чести челядинке тут лежать.
— Она же мне жизнь спасла, телом своим от Глеба заслонила.
— Послушай, Марфуша, — взяла ее за руку тетка. — Да, с чего ты взяла, что Глебушка тебя убить хотел? — при этих словах Неонила тревожно оглянулась, хотя в храме, кроме них, никого не было. — Да, может, он решил, что челядинка эта убить тебя в суете задумала, так выходит, что не она, а Глеб тебя спас.
— Мне ли не ведать, как все было! — отдернула руку Марфа.
— Да это Ингварь тебе голову задурил. Нешто ты видела, как Изяслава убивали? Видела?
— Нет.
— То-то же, — назидательно подняла палец кверху Неонила, — отрекись от слов своих, пошли за Костенькой. Коли ты сознаешься, что вороножские тебя запугали, град на нашу сторону встанет.
— Ты о чем это?! — взвилась Марфа. — Ведь вот же могила Изяслава, ведь они ж на брата руку подняли.
— Глупости это, чтобы не случилось, ты за свой род должна стоять. А эти Игоревичи, конечно, за любой слух ухватятся, им лишь бы Глебушку скинуть. Отрекись от своих слов, — пошла на Марфу Неонила, — негоже это, негоже. Что тебя ждет, без покрова братьев? Запрут в монастырь, а то и вовсе уморят, как не нужна станешь. А Глебушка тебя простит за клевету, замуж отдаст, детишек нарожаешь. Знаешь, каково это, люлечку с дитяткой качать? Благостно. Игоревичи нам вороги. Покайся.
— Это вам тут каяться следует, что вы окаянного князем своим нарекаете! — раздувая ноздри, выкрикнула Марфа.
— Ах, ты ж Иудина дочка, — кинулась на племянницу тетка. — Придушу тебя у святого престола, всем только лучше будет, Бог простит, не велик грех. И всё кончится, скажут, Игоревичи видачку сгубили.
Тетка, подпрыгнув малым ростом, повалила Марфу на холодный каменный пол, сжимая горло. Марфа яростно начала отбиваться, пытаясь кричать.
— Шуми, шуми, — ядовито пробормотала Неонила, — сама же гридей отослала.
Ежели Марфа была бы прежней, она бы сейчас погибла, здесь, прямо в Божьем храме, у готовой для нее гробницы, но под сердцем уже зарождалась жизнь, где-то через двор в гриднице сидел любый Миронег, а еще тонкие руки окрепли от обычной деревенской работы. Марфа, собрав остатки сил, двинула тетку кулаком в лоб. Неонила замерла, ослабила хватку, княжна оттолкнула ее от себя и нанесла второй удар, от которого тетка упала навзничь, затихая.
Опрокидывая светец, растрепанная Марфа выбежала на заснеженный двор.
