меня не было ни в одной из моих фантазий. Этой испуганной девушки в каюте, пропахшей рыбой.
Шлюп снова вздрагивает, и я понимаю, что мы куда-то причаливаем. Повторяющееся покачивание плывущего по реке судна сменилось топотом ног по палубе над головой. Кто-то кричит, затем бросает веревку.
Мое дыхание сбивается. Я хватаюсь за узкие стенки каюты, чтобы избежать падения от толчков лодки. Я едва успеваю прогнать остатки кошмаров и взять себя в руки, как люк каюты распахивается.
Яркий солнечный свет слепит мне глаза. Я отворачиваюсь от него, прикрывая глаза рукой. Силуэт Адана заслоняет проем.
― Мы на месте. ― В его голосе слышится волнение, как у ребенка летним утром. Он протягивает мне руку. Ленивое воркование чаек, смешанное с теплым бризом, развязывает самые тугие из узлов, образовавшихся в моих мышцах за ночь. При свете дня мои страхи кажутся чрезмерными. Адан спас меня. Он может быть чужаком, но это не делает его злодеем. Он действительно может быть добросердечным мальчиком из большой и шумной семьи, который хочет отвезти меня в Саленсу и жениться на мне.
Однако, несмотря на то, что мой рациональный ум пытается настроить меня на оптимистичный лад, моя интуиция не верит этому. Вчера вечером я увидела в Адане и его братьях нечто такое, что меня напугало.
Тем не менее, я здесь. И, боги, как я хочу покинуть эту вонючую лодку.
Поэтому я позволяю Адану помочь мне подняться. Судя по положению солнца, сейчас середина утра. С палубы открывается вид на широкую речную долину. С одной стороны реки раскинулся заросший яблоневый сад, а с другой ― голые поля, вспаханные аккуратными рядами и подготовленные к посадке. Пристань принадлежит мельнице с проржавевшим водяным колесом; похоже, что она не работает уже много лет.
На берегу реки светловолосый мужчина в плаще сидит верхом на лошади, еще четыре оседланные лошади наготове.
Я бросаю взгляд на двух братьев Адана, которые разгружают мешки с припасами и прикрепляют их к седлам. Вчера вечером они не потрудились представиться. И до сих пор не удосужились.
― Куда мы едем? ― спрашиваю я Адана, кивая в сторону лошадей и стараясь, чтобы мой голос не сорвался и не выдал моего волнения.
― В коттедж ― это в нескольких часах езды. Он принадлежит другу. Там мы будем в безопасности, пока не сможем добраться до Саленсы.
Мы садимся на лошадей и едем в глубь страны через заросший фруктовый сад, который постепенно переходит в лес. Я не могу точно сказать, где мы находимся, но Чернолесье находится где-то на северной стороне реки Иннис. Насколько я слышала, деревья там возвышаются, как великаны, а листва настолько плотная, что в лесу царит кромешная мгла. Конечно, Адан не повезет меня туда ― это в противоположном направлении от побережья.
Чем дальше мы едем, тем короче становятся его ответы. Его братья ничего не говорят, если это не связано с маршрутом. Я стараюсь запомнить любое дерево или примечательный ручей, мимо которых мы проезжаем, на случай, если мне придется вернуться этим путем. Не то чтобы я ожидаю, что все пойдет плохо, но я бы соврала, если бы ощущение того, что мне придется бежать, не таилось в глубине моего сознания.
Наконец мы выходим к опушке, где на заросшей поляне приютился домик. Хотя опилки на земле указывают на то, что его недавно ремонтировали, он выглядит практически заброшенным. Трава выше крыльца. Окна заколочены.
Мое сердце уходит в пятки. В этом коттедже тоже нет ощущения свободы.
Внутри коттедж выглядит ненамного лучше, чем снаружи. В нем две комнаты: крошечная спальня с койками и главная комната со столом и стульями, древней железной печью и двумя креслами-качалками у камина. Несмотря на то, что комната достаточно просторная, впятером здесь кажется тесновато, но это неважно, потому что братья Адана вскоре уходят на улицу рубить дрова.
Адан тоже собирается уйти, и я в порыве нервного возбуждения хватаю его за руку, нутром чуя, что мне не следует здесь оставаться.
― Подожди. Не оставляй меня.
― Мне нужно поговорить с братьями.
― О… о маршруте в Саленсу? ― Ненавижу, что мой голос звучит так чертовски наивно, но мне больше не за что зацепиться, кроме этой нити надежды.
― Да, ― говорит он пренебрежительно. ― Оставайся здесь.
Оставшись одна в коттедже, я не знаю, что делать. Все кажется холодным, чужим. Я не хочу сидеть на жестких стульях. Соломенные матрасы на кроватях выглядят заплесневелыми. Когда я проверяю кухонный шкаф, там есть оловянные тарелки и глиняные чашки, но нет ножей. Их все забрали.
Я шагаю туда-сюда, покусывая нижнюю губу.
Проходит еще час, и дверь открывается, но это не Адан. Это старший брат со шрамом на верхней губе. Он ставит ведро с водой на плиту, но не уходит. В нем есть что-то отталкивающее, что я не могу уловить; он достаточно красив, хотя и стар ― почти настолько, чтобы быть моим отцом, когда я рассматриваю его получше. Это действительно брат Адана? Одет он неряшливо. Он давно не брился. Я не хочу гадать, когда он в последний раз мылся.
Он делает несколько медленных, угрожающих шагов ко мне, ощупывая взглядом с ног до головы, словно я ― праздничный стол после долгого голодания. Это не тот взгляд, который мужчина должен бросать на девушку своего брата.
Я отступаю назад, страх зарождается в моей груди, когда я оставляю стол между нами.
― А где Адан?
Его смех очень похож на издевку.
― О, он будет занят некоторое время. Ты боишься, что он нам помешает?
Теперь мое сердце сжимается от страха. То, что этот человек неприкрыто наслаждается моим испугом, заставляет отчаяние подниматься во мне, как прилив. На кухне не было ножей, но, может быть, там есть кочерга…
Я пытаюсь пробраться ближе к камину, но мужчина делает шаг в сторону, преграждая путь. Его голубые глаза скользят по моему телу, словно он намечает каждый пункт маршрута, которым собирается следовать. Из моего горла вырывается тоненький испуганный крик.
Он ухмыляется.
―
