принимать у себя особ, чье происхождение не уступает нашему. Я уверена, что смело могу от нашего общего имени сказать «добро пожаловать» образованной и благородной леди Пенелопе и ее кузенам — лордам и все такое.
— Эй, — подал вдруг голос Этельред, — а про меня-то когда скажете?
— Про тебя? А что про тебя сказать?
— Я — польский граф, вот кто я такой, — заявил Этельред, — и происхожу из старинной и знатной породы графов, вот как.
— Ты? — удивилась Дездемона. — Что-то ты не слишком похож на графа.
— В том-то и штука, что нет, — сказал Этельред. — Меня подменили в колыбельке, понятно?
— Восхитительно, просто восхитительно, — с сомнением в голосе проговорила Дездемона. — Ты потом должен мне все рассказать по порядку. А сейчас, мои юные барышни, давайте спасать наш благородный груз. Так, все вместе: раз-два, взяли!
Обнаружив большое проворство, какого трудно было ожидать от дам с такими пышными фигурами, русалки принялись серпами расчищать проход среди водорослей. Сама же Дездемона подплыла к корме, уперлась в нее своими могучими руками и, направляя лодку вперед движениями хвоста, приготовилась всласть поболтать.
— Когда я была молоденькой, — сообщила она Пенелопе, — до того, как мы переселились в Мифландию, я, бывало, часами плавала вокруг Брайтона.
— Брайтона? — вставил Питер. — Мы с Саймоном провели там в прошлом году летние каникулы.
— Да что вы говорите? — воскликнула Дездемона. — Местечко — прелесть. И всегда там такая приличная публика, если вы понимаете, о чем я. Моя тетка по отцу, так она, знаете, рассказывала: купается она один раз, и вдруг… никогда не угадаете, кто выходит из купальной кабины.
— Кто? — не выдержал Саймон.
— Король Георг Четвертый! — ответила Дездемона. — Да, да, его королевское величество собственной персоной. Весь в элегантном полосатом костюме, рассказывала тетка. На королевской голове, благослови ее Господь, шляпа, чтобы волос не замочить, а на королевских ногах пляжные туфли, чтобы не поранить ноги о камни. Ну и вот, только успел он, значит, зайти в воду по пояс, как — на тебе! Потерял туфлю. Такой тарарам поднялся, прямо и представить себе не можете. Король Георг кричит, из себя выходит, придворные и конюшие, прямо как были в сухопутных костюмах, стали нырять как сумасшедшие, чтобы, значит, выловить туфлю.
— И что было дальше? — Пенелопа слушала как зачарованная.
— Они ее не нашли. Но когда вся компания уехала, стала искать моя тетка, и уж она ее нашла. Да, и до сих пор хранит ее в стеклянном ящике — ту самую пляжную туфлю, которая свалилась с ноги его величества. Что вы на это скажете?
— Не у всякого тетя — обладательница королевской туфли, — заметила Пенелопа.
— Именно! — торжествующе воскликнула Дездемона. — Вот и я то же говорю моим девочкам. А вы очень часто посещаете садовые приемы в Букингемском дворце, милочка?
— Нет, не очень, — ответила Пенелопа.
— Моя бабушка как-то раз плыла вверх по Темзе, и ее переехала барка. Сперва бабушка очень рассердилась, потому что барка ей подбила глаз, но потом она обнаружила, что это барка королевы Елизаветы. Вы только представьте! Немногие могут похвастаться тем, что им подбила глаз королева, верно?
— Путь впереди свободен! — закричал Попугай. — Приготовиться поднять парус!
— Ну что ж, приятно было поболтать о том о сем, — милостиво произнесла Дездемона. — Ничего нет лучше, чем перекинуться словечком с особой, понимающей толк в аристократии.
— Мне тоже было очень приятно, — отозвалась Пенелопа.
— Надеюсь, мы еще встретимся, — сказал Саймон.
— Я тоже, — добавил Питер.
— Вы все очень любезны. — Дездемона что есть мочи захлопала ресницами.
Потом она созвала своих барышень, и они все, качаясь на волнах, посылали воздушные поцелуи и махали вслед, пока лодка набирала скорость и удалялась в открытое море.
— Крайне досадная задержка. — Попугай взглянул на часы. — Крайне досадная! И непохоже, чтобы мы могли плыть быстрее. Это означает, что засветло до Оборотневого острова нам не добраться.
— Но Ха-Ха не велел нам высаживаться в темноте, — напомнил Питер.
— Боюсь, что у нас нет выбора, — хмуро возразил Попугай. — Если мы не сойдем на берег и не соберем руту сегодня же ночью, мы пропустим ветер, который нам приготовит Ха-Ха на обратный путь, и тогда нам понадобится несколько дней, чтобы вернуться назад.
— Значит, сбор ложится на Питера, тебя и меня, — решил Саймон. — Пенни останется в лодке, а Этельред останется охранять Пенни.
— Знаете что… — начала Пенелопа.
— Будь любезна, Пенелопа, — прервал ее Попугай. — Саймон абсолютно прав. Днем совсем другое дело, а ночью все гораздо опаснее. Ты должна остаться в лодке, пойми, вы с Этельредом отплывете подальше от берега, если что.
— Ну хорошо, хорошо, — уступила Пенелопа, — но мне это не нравится.
Лодка скользила вперед, а Попугай волновался все больше и каждые пять минут смотрел на часы и обозревал горизонт в подзорную трубу.
Он как раз проделывал это в пятидесятый раз, и вдруг произошло нечто непонятное. Прямо перед лодкой море внезапно забурлило и вспенилось, как будто впереди возникла мель или риф. Волны в этом месте заходили ходуном, и дети, не на шутку встревоженные, увидели, как что-то всплывает из глубины.
В следующую минуту на поверхности показалась гигантская голова морского змея и быстро поднялась вверх метров на десять на длинной и тонкой шее. Голова была громадная, ноздри, как у гиппопотама, глаза огромные, как блюдца, а обтрепанные уши были так велики, что дети сперва приняли их за крылья. На подбородке и губах росла жесткая бахрома, отчего казалось, будто у чудовища борода и усы. Тело его было покрыто красивейшей синей чешуей, глаза были цвета морской волны, а борода и усы ярко-рыжие. Между ушей торчали два странных черных рога, напоминавших рожки улитки, а за ними, на самой макушке, сидел поварской колпак.
Чудовище с рассеянной улыбкой стало озираться вокруг, вода стекала с него водопадами.
Попугая нисколько не напугало это явление. Более того: он был положительно в восторге.
— Отлично! — сказал он. — Это Освальд. Какая удача.
— Он мирный? — поинтересовалась Пенелопа.
Из всех животных, встреченных ими в Мифландии, Освальд был, бесспорно, самым большим.
— Освальд? — повторил Попугай. — Освальд? Хо-хо-хо! Самое кроткое создание в стране.
— Просто я спрашиваю оттого, что у него ужасно много зубов, — пояснила Пенелопа.
— Нет, Освальд свой. Ручной, как три овцы, наш Освальд.
— Он согласится нам помочь? — поинтересовался Саймон.
— Вот это я и собираюсь у него узнать. Главное — привлечь его внимание, он немного глуховат.
Попугай перешел на нос лодки, приложил крылья к клюву и закричал:
— Освальд! Это я — Попугай! Я тут, балда, в лодке!
Освальд нерешительно завертел шеей. Внезапно он
