в частности, в романе Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» – лучшими боевыми конями считались «kastelân» кастильские декстрарии (Parzival 121, 24). Учитывая то обстоятельство, что Роберт Фландрский ранее (около 1076 года) воевал против мавров на территории Галисии, т. е. принимал участие в Реконкисте в Испании[289], можно предположить, что его рыцари снабжались кастильскими декстрариями благодаря его старым связям. В то же время в самой Византии, по свидетельству Анны Комниной, очень сильно ценились фессалийские и арабские боевые кони[290]. Подкрепления из Фландрии в сочетании с боевыми конями существенно восполнили боевые потери византийской армии, особенно в конском составе.
Византийские катафракты
Несмотря на то, что в первой половине XI века в византийской армии еще существовали пехотные подразделения, главной ударной силой войск василевса ромеев с середины XI века окончательно, как и везде в Европе, становится тяжелая конница, объединенная в конные тагмы.
Катафракт, по-гречески, – всадник, закованный в «катафракту», т. е. в доспех. Тяжелая конница катафрактов или клибанариев существовала в римской армии со времен императора Траяна, а на эллинистическом Востоке она появилась еще раньше, в частности, в селевкидской армии Антиоха Великого, под влиянием борьбы с парфянами и сарматами. Парфяне и сарматы, по свидетельству Юстина, Плутарха и Тацита, активно использовали тяжелое защитное вооружение, в частности доспех «лорика сквамата», металлическую или костяную чешую, подобно своим предшественникам – понтийским скифам[291]. Изображения сарматских (по В. П. Никонорову – парфянских) катафрактов в доспехе «лорика сквамата» хорошо известны благодаря рельефам на Колонне Траяна в Риме. Знаменитое настенное изображение парфянского катафракта из крепости Дура-Европос II века демонстрирует зрителю конного воина в конусном шлеме с кольчужной бармицей и в пластинчатом доспехе, напоминающем римскую «лорика сегментата». О существовании тяжелой конницы в римской армии на исходе Античности свидетельствуют сочинения Аммиана Марцеллина и Прокопия Кесарийского.
Воссоздание тяжелой латной конницы как особого рода войск в Византийской империи связывают с военными реформами императора Никифора II Фоки (963–969). Тяжелая конница византийского императора в XI веке, разумеется, состояла не только из западноевропейских рыцарей на византийской службе, но также из граждан империи, например, из армянских и македонских дружин. Армянская тяжелая конница известна еще со времен Митридата Эвпатора (120–63 гг. до Р. Х.) и Тиграна Великого (95–55 гг. до Р. Х.), и именно армянская знать активно формировала военную элиту Византийской империи в эпоху Македонской династии в X–XI веках. Кроме армян, в тяжелой коннице служили, вероятно, греческие акриты, например, в македонских тагмах, и какая-то часть тюркских и арабских «федератов» империи, хотя наемники печенеги и куманы чаще всего представляли собой вспомогательные соединения легкой конницы, вооруженной луками. Вероятно, традиции тяжелой конницы катафрактов в византийской армии восходили к тем временам, когда готская и гуннская конница на службе Юстиниана I принимала участие в завоевательных походах Велизария, в войнах против Сасанидского Ирана. По мере деградации фемного строя в XI веке, а особенно же после начала сельджукских завоеваний в Анатолии, стратиотское ополчение, т. е. массовая армия, окончательно ушло в прошлое, уступив место профессиональным дружинам знатных сеньоров, или, употребим старославянский термин, волостелей. С этой точки зрения процесс т. н. феодализации Византийской империи в эпоху первых Комнинов несомненно способствовал повышению боевых качеств византийской армии и напоминал аналогичные процессы, происходившие в империи в VI веке, когда ядром армии Юстиниана I были дружины т. н. букеллариев – сотрапезников того или иного племенного вождя, например, короля готов, герулов, гепидов, лангобардов или гуннов, находившихся на службе у византийского императора. Существование в Византийской империи специальной военно-теоретической литературы способствовало непрерывному сохранению военных традиций, развитию теории тактики и стратегии, передаче военного опыта от одного поколения к другому. «Стратегикон» Псевдо-Маврикия, корпус трактатов Сириана Магистра, «Тактика» Льва VI, трактаты Константина Багрянородного о стратегии, вошедшие в сборник «О церемониях византийского двора», «Стратегика» Никифора II Фоки, «Тактика» Никифора Урана, «Советы и рассказы» Катакалона Кекавмена представляют собой замечательные памятники византийской военной науки, отражающие основные этапы военной истории империи.
Комплекс оборонительного и наступательного вооружения византийской армии описан в этих источниках достаточно подробно, хотя сведения византийских трактатов по тактике и стратегии можно серьезно дополнить материалами изобразительных источников. Определенную сложность в исследовании вооружения византийской армии представляет собой существование в изобразительном искусстве особого иконографического «канона», сформировавшегося, очевидно, достаточно рано, еще в доиконоборческий период, и фиксирующего византийский доспех на ранней стадии развития. По сути, этот изобразительный «канон» воспроизводил в общих чертах т. н. «италийский» комплекс вооружения римского легионера, точнее даже римского офицера, на заключительной стадии его развития, т. е. в период поздней империи. В историографии ведется серьезная полемика относительно характера и масштаба изменений традиционного римского вооружения от ранней империи до поздней империи (с I по V века). Традиционная точка зрения заключалась в убеждении, что вооружение римского легионера претерпело в период от Траяна до Феодосия лишь незначительные изменения (Р. Гроссе). В качестве аргумента сторонники этой точки зрения ссылались на памятники изобразительного искусства IV–V веков. Противоположная точка зрения, популярная в наши дни, предполагает, что памятники изобразительного искусства IV–V веков отражали классический «канон» римской паноплии, в то время как реальное вооружение римской армии изменилось до неузнаваемости уже к IV веку (В. И. Холмогоров)[292]. А. В. Банников занимает промежуточную позицию и связывает изменения в вооружении римских легионеров с экономической деградацией Италии и Галлии, западных провинций позднеримской империи, во второй половине IV века[293]. А. Е. Негин утверждает, что в письменных источниках зафиксировано использование старинного римского вооружения даже в IV–V веках, в частности, церемониального и турнирного вооружения, что пока не нашло подтверждения в археологии[294]. Яркими примерами традиционного изобразительного «канона» римской паноплии являются барельефы Арки Константина Великого в Риме. На Арке Константина мы можем найти изображения римских легионеров в «галльских» шлемах типа Weisenau, в т. н. «лорика сквамата», т. е. в чешуйчатом доспехе, распространившемся в эпоху династии Северов, а также в т. н. «лорика сегментата» – пластинчатом доспехе периода принципата. Эти доспехи были сняты с вооружения солдат западных легионов при Грациане, если верить Вегецию, и, вероятно, оставались в употреблении у солдат Восточной Римской империи гораздо дольше, возможно, даже в эпоху Юстиниана I.
Восточноримское вооружение эпохи Юстиниана I характеризовалось полным отсутствием единообразия. Возможно, части гвардии еще могли сохранять на вооружении старинные римские доспехи, но основная часть армии выглядела совершенно по-варварски. Короткорукавная кольчуга, шлем «шпангенхельм» с нащечниками или кольчужной бармицей, круглый щит с умбоном постепенно вытеснили разные типы римских лорик и позднеримские полусферические шлемы IV века. Конница, которая воевала с персами, могла использовать ламинарный доспех, существовавший на Ближнем и Среднем Востоке еще в эпоху Парфянского царства и ставший классическим признаком парфянских катафрактов (графити из Дура-Европос, II век)
