по переписке тех лет и по расстроенному здоровью генералиссимуса, Суворов как трагедию воспринимал невозможность уничтожения Французской республики. Но, будучи человеком эмоциональным, он не мог отмахнуться и от громких почестей, которыми величал Суворова весь мир после Итальянского и Швейцарского походов. К горечи от австрийского предательства (а Суворов иначе и не называл манёвры Гофкригсрата) примешивались гордость за непобедимую русскую армию и ощущение кульминационного взлёта личной славы.
Тем временем Петербург всё ещё томился неведением. Что происходит с Суворовым? Жив ли великий князь Константин? Слухи до Невы доходили противоречивые. «От Суворова никаких известий, а с ним Великий князь. Газеты противоречат, то он побеждает, то разбит и уничтожен», – писал Ростопчин.
Когда наконец император получил реляции Суворова, он пришёл в восторг. Он придумал для Суворова исключительную награду – чин генералиссимуса. Суворов стал четвёртым генералиссимусом в истории России, и Павел осознавал, что именно Суворов первым получил это звание заслуженно. И вот уже Гаврила Державин слагал оду «На переход Альпийских гор»:
…На Галла стал ногой Суворов,И горы треснули под ним.Дадите ль веру вы, потомки,Толь страшных одоленью сил?Дела героев древних громки,До волн Средьземных доходилАлкид, и знак свой там поставилНа то, чтоб смертный труд оставилИ дале не дерзал бы взор;Но, сильный Геркулес российский!Тебе столпы его знать низки:Шагаешь ты чрез цепи гор.
В императорском рескрипте говорилось:
«Генералиссимус всех войск Российских! Побеждая повсюду во всю жизнь Вашу врагов Отечества, недоставало еще Вам одного рода славы – преодолеть и самую природу! Но Вы и над нею одержали ныне верх, поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистию против Вас вооруженных.
Ныне награждаю Вас по мере признательности Моей и, ставя Вас на вышний степень чести, геройству предоставленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полководца сего и других веков».
Павел, не слишком подробно изучивший военные и политические нюансы прошедшего лета, уже гневался на австрийцев сверх меры. Вместе с рескриптом о новом звании Суворов получил и копию письма австрийскому императору, в котором Павел объявлял о разрыве военного союза.
Ростопчин передал Суворову и устное замечание императора, весьма лестное: «Другому этого было бы много, а Суворову мало. Ему быть ангелом». Конечно, Суворов получил все эти лавры тоже не сразу: телеграфа в то время не существовало. Похвалы императора чрезвычайно воодушевили старого солдата.
Однако очень скоро тональность посланий Павла своему полководцу изменилась:
«Господин Генералиссимус Князь Италийский Граф Суворов-Рымникский. Дошло до сведения моего, что во время командования войсками моими за границею имели Вы при себе дежурного генерала, вопреки всех моих установлений и высочайшего устава, то и, удивляясь оному, повелеваю Вам уведомить меня, что Вас побудило сие сделать».
С этого сердитого рескрипта началась последняя опала полководца. Павел легко взял назад все свои обещания. Ни обещанных царских почестей, ни княжеского титула светлости, ни торжественной встречи в Петербурге Суворов не удостоился.
Думаю, секрет последней опалы Суворова всё-таки связан с самыми важными свершениями последнего года жизни полководца. С судьбой Итальянского и Швейцарского походов. В эпистолярном наследии Суворова нет оценок лихорадочной внешней политики императора Павла конца 1799 – начала 1800 года. Мы привыкли считать, что Суворов, имевший серьёзные счёты к австрийцам, к их императору, к эрцгерцогу Карлу, к Тугуту и Гофкригсрату, приветствовал выход России из антифранцузской коалиции. Но не будем путать эмоциональные оценки со стратегией!
Вскоре после Швейцарского похода Суворов втолковывал британскому лорду Генри Клинтону-младшему свои так называемые правила военной физики, имеющие прямое отношение к текущему моменту:
«Всякие переговоры при свиданиях, где обыкновенно примешиваются личные интересы, были бы обременительны. Вкратце вся тайна состоит в следующем:
1. Вновь разместить свою армию по удобным квартирам.
2. Быть там поскорее, дабы скорее разместиться и приготовиться к предстоящим действиям.
3. Сии последние должны начаться зимою, как только дороги станут проходимыми.
4. У Эрцгерцога армия много сильнее; он должен действовать всеми силами, выключая несколько отрядов.
5. Русские и прочие присоединятся к нему.
6. Двигаться по прямой, а не параллельно.
7. Да не будет зависти, отступлений, отвлекающих атак – все это принадлежит к детским играм.
8. С высоты расположения атаковать неприятеля по центру, искусно гнать его, не давая времени опомниться, раздавить его, а после выгнать остатки изо всей Швейцарии и окончательно освободить ее – сие уже труды невеликие. Разбитые части легко могут быть уничтожены после в короткое время.
9. На все сие потребен месяц. Нужно только беречься адских козней разных теорий».
Суворов собирался довершить начатое в Швейцарии и надеялся, что император поддержит идею похода во Францию. Но не нашёл такой поддержки… Франция генерала Бонапарта не могла стать союзником России, а лихорадочные метания, которые демонстрировал Павел, никогда не считались хорошим тоном дипломатии. Не исключено, что в узком кругу Суворов критиковал его политику. И вполне вероятно, что это стало известно порывистому Павлу Петровичу. Только так и можно объяснить его резкую перемену в отношении Суворова – полководца, спасшего честь России и принёсшего царствованию Павла немеркнущую славу.
В Альпах Суворов спас армию. В Куре и Линдау в считаные дни он снова подготовил её к сражениям. У него имелся план изгнания французов из Швейцарии – план отнюдь не фантастический. Однако пришлось возвращаться в Россию, не завершив главную задачу. Это угнетало Суворова. Если бы он мог заглянуть в будущее – хотя бы на 15 лет, душа полководца, наверное, смягчилась бы. Суворов убедился бы, что его ученики выстояли в противостоянии с Великой армией Наполеона. Хотя «грозу двенадцатого года» можно было предотвратить, следуя планам Суворова. Не случилось. Альпийский поход не стал звеном в цепочке будущих побед в швейцарской кампании. Но он остался в истории как неподъёмный подвиг, который оказался по плечу 70-летнему фельдмаршалу Суворову и его солдатам, выдержавшим все тяготы горной непогоды, преодолевшим непроходимые перевалы и побеждавшим в каждой стычке, в каждом бою.
Участник альпийского перехода полковник Старков (в то время унтер-офицер) много лет спустя вспоминал ушедших товарищей: «Мир праху вашему, русские люди! Нет уже им подобных. Святая Русь оскудела ими! Были, есть и будут отлично храбрые воины, но подобных… нет!» Присоединимся и мы к его справедливым словам.
К читателю
Мы закончили рассказ о Швейцарском походе русской армии. Перед нами встали картины альпийских высот, скал и долин, селений и рек…
Увидев эту грандиозную и во многом трагичную страницу русской истории, читатель может спросить: а зачем всё это было нужно? Зачем нужно было посылать на страдания и смерть тысячи русских людей в далёкую Швейцарию? Почему они проявляли чудеса выдержки и героизма, вместо того чтобы при первых же трудностях бросить всё и уйти домой?
Нам, погружённым в свою личную, частную и маленькую жизнь, трудно представить себе, что двигало Суворовым и его солдатами, что они чувствовали,
