начался, как только вы вышли из комнаты.
Я прищуриваю глаза. Брэй никогда ничего не боялся. Почему, черт возьми, у него сейчас панический приступ?
Глава двадцать вторая
Брэй
Она плачет. Я чувствую, как ее тело сотрясают рыдания. Она рассказывает мне о своем брате, умоляет меня проснуться. Я пытаюсь сказать ей, что не сплю. Мои глаза открываются, приспосабливаясь к яркости освещения надо мной. Это самое бдительное и осознанное состояние за все это время. Я не собираюсь позволять темноте затянуть меня обратно.
Райли говорит мне, как она разбита, как сильно нуждается в том, чтобы я проснулся. Почему я не могу проснуться? Я пытаюсь заставить свое тело пошевелиться. Мои пальцы, я чувствую, как они слегка шевелятся. Что, черт возьми, со мной не так? Что, бл*дь, произошло? И почему, бл*дь, Райли сейчас рыдает?
Я должен быть в состоянии утешить ее. Я ненавижу, что она расстроена, а я ничем не могу ей помочь. Это моя работа — помогать ей, быть для нее плечом, на котором можно поплакать. Я обещал ей, что буду самым лучшим парнем на свете, а сейчас я ее подвожу.
Я прилагаю все усилия, чтобы заставить свои пальцы двигаться; они слегка сгибаются, и я чувствую, как напрягается ее тело. Просто посмотри вверх, детка, просто посмотри вверх, и ты увидишь, что я здесь. Я не сплю. Ты сказала мне проснуться, и я послушался. Просто посмотри вверх, черт возьми.
Мой мозг говорит моему рту говорить. Я чувствую слова на кончике языка, но у меня ничего не выходит. Какого хрена? Я хочу закричать. Я хочу ударить что-нибудь, что угодно. Райли, все, что я хочу сказать, — это Райли. Почему, бл*дь, я не могу произнести имя, которое так люблю?
После нескольких минут попыток я наконец издаю звук. Я бы не назвал это словами, но это шум, и он привлекает ее внимание. Как молния, она спрыгивает с кровати и смотрит на меня. Ее глаза расширяются, и она начинает говорить, но я не могу разобрать, что она говорит. Она делает это слишком быстро.
Она в панике. Я сгибаю пальцы. Изо всех сил стараюсь сжать ее руку. Она снова смотрит на меня и, кажется, успокаивается. Протянув руку, она нажимает что-то у меня за головой. Я просто наблюдаю. Она так чертовски красива, почему бы мне не смотреть? Она выглядит не такой яркой, как я помню; она похудела, побледнела. У нее черные круги под глазами, красные опухшие глаза, потому что она плакала.
Мои мысли прерываются, когда кто-то входит в комнату.
— Какого черта… — кто бы это ни был, она на секунду замирает. Ей требуется не больше секунды, чтобы прийти в себя.
— Мистер Уильямсон, рада видеть вас в сознании, — она оглядывает меня с ног до головы.
Я наблюдаю за Райли, пока она смотрит, как медсестра звонит. Медсестра кладет трубку, затем похлопывает Райли по руке.
— Вы здорово напугали свою жену, мистер Уильямсон, — говорит она мне и смотрит на Райли.
Миссис Уильямсон, кто, черт возьми, такая миссис Уильямсон? Конечно, если бы я женился на Райли, это было бы не то, что я мог забыть. Я бы точно не стал возражать против брака с ней. На самом деле, если мы уже женаты, я заставлю ее выйти за меня замуж еще раз, чтобы я мог помнить это дерьмо. Что еще я забыл, если не помню такого важного события?
Райли все еще выглядит грустной. Почему она все еще такая грустная? Она отходит к медсестре и говорит что-то о звонке моему брату. Зак, где он? Сколько я уже сплю? Райли идет в сторону выхода из палаты. Я слежу за ней глазами до двери. В тот момент, когда она закрывает дверь и я больше не вижу ее, я начинаю паниковать. Мне нужно, чтобы она вернулась. Мне нужно, чтобы она была здесь. А я, бл*дь, даже пошевелиться не могу. Почему она ушла? Она вернется?
Дверь открывается, и я уже готов вздохнуть с облегчением, что она вернулась. Но это не она, это куча ублюдков, которых я не знаю. Почему она оставила меня здесь с этими людьми? Писк становится все громче и быстрее. Я чувствую, как мое сердце бьется в такт звукам аппарата. Я не хочу здесь находиться. Вытащите меня отсюда.
Райли вбегает обратно в комнату; она прокладывает себе путь сквозь толпу. Людей, которых я запоминаю, чтобы надрать им задницы за то, что они преградили дорогу моей девочке. Если бы я мог встать с этой кровати, они бы не стояли на ее гребаном пути.
Когда она добирается до меня, то берет меня за руку. Мне приходится повернуть голову в другую сторону, но каким-то чудом мне это удается, и мои глаза снова устремляются на нее. Я не смею потерять этот зрительный контакт. Я не хочу, чтобы она снова ушла. Я чувствую, как мое сердце начинает успокаиваться. Это потому, что она здесь; она — мое спокойствие, мой человек. Мне чертовски нужно, чтобы она оставалась здесь.
Я слушаю, как врачи говорят с ней обо мне. Они проводят кучу тестов. Один из ублюдков подносит к моим глазам гребаный фонарик и требует, чтобы я следил за его движениями, как будто я собираюсь перестать смотреть на Райли. Когда я не двигаю глазами, Райли сводит брови.
— Брэй, ты должен слушаться. Ты должен попытаться, пожалуйста. Просто делай то, что говорят врачи. Ты можешь это сделать. Следи глазами за светом, Брэй, — ее голос становится решительным, даже требовательным. Я не хочу отводить от нее взгляд, но и не хочу подводить ее еще больше, чем уже подвел.
Я слежу за светом. Как бы больно мне ни было, как бы ни стучало в голове, словно от жестокого похмелья, я стараюсь и делаю это. Как раз в тот момент, когда доктор заканчивает со светом, дверь распахивается, и входит Зак в своем обычном образе. Требовательный, высокомерный и чертовски наглый. По-другому и быть не может. Я улыбаюсь, или, по крайней мере, думаю, что улыбаюсь. Райли задыхается.
— Он улыбнулся. Это ведь хорошо, да? — спрашивает она у врачей.
— Это очень хороший знак, миссис Уильямсон, — говорит доктор.
Вот опять, миссис Уильямсон. Если все ее так называют, то я, должно быть, женился на ней, черт возьми. Эта мысль вызывает у меня улыбку. Я смотрю на нее, не обращая внимания на шум, который поднимает Зак, задавая миллион вопросов доктору.
