на безумие от начала и до самого конца. Ребекка умела говорить, она затуманивала разум сладкими речами о моей силе, о красоте и власти, которую я могу иметь. Она дарила мне ласки в постели, всегда была щедра на них, была искусна. Я тонул в ее любви и все больше поддавался страсти.
Я прикусила нижнюю губу изнутри, чтобы сдержать эмоции, одолевавшие меня. Слушать о страсти и любви Итана было более чем неприятно.
– Прости, – сказал он, словно почувствовав это, – но я решил быть полностью откровенным, чтобы ты понимала, чем были продиктованы мои поступки. Чтобы ты не смела оправдывать меня. Прозвучит грубо, но я желал Ребекку всегда и везде. Ради ее ласк я был готов на что угодно. Готов был убить любого, кто посмеет просто посмотреть на нее. Она принадлежала мне, а я ей. Так я считал, во всяком случае.
Итан вновь опустился в кресло и закрыл лицо руками. Он выглядел усталым и глубоко несчастным. Я подавила порыв взять его за руки и утешить.
– Она не сразу начала говорить о своей жажде. Сначала лишь просила колдовать рядом с ней, и ее желания были все изощреннее и изощреннее. Экрен тоже поддавался на ее уговоры, поскольку Ребекка оказалась намного смелее нас. Она спрашивала обо всем на свете и вскоре знала уже все об устройстве нашего мира, о правилах, законах и возможностях. Ребекка узнала о силе Улиэндера, и это сразило ее. Я все чаще находил свою любимую завороженно застывшей возле святыни Алададриэна. Что за мысли одолевали ее в тот момент? Я должен был задуматься, но я был слеп.
Я пораженно взирала на Итана и никак не могла понять, как одна женщина может иметь столько власти над мужчиной? Что в ней было такого, что лишало его способности здраво мыслить? Только лишь ласки? Постельные утехи? Возможно, я слишком мало знаю о них, чтобы понять. Моя близость с Робертом была не так прекрасна, как мне представлялось. Да и он вряд ли обо мне когда-нибудь скажет хоть что-то, напоминающее слова Итана о Ребекке.
– Мы много пили, развлекались, в общем, жили в свое удовольствие. И вот однажды Бекка заговорила о магии совсем иначе. Сначала все ее слова казались шуткой, чем-то несерьезным, игрой, если хочешь. Может, поэтому мы с Экреном не насторожились. Ребекка умело подходила к вопросу. Она поддразнивала Экрена, играла с его самолюбием, с жаждой открытий. А мне она говорила о своей смертности, о бренности тела, о неприглядности старости.
– А ты хотел быть с ней вечно? – прошептала я непослушными губами.
– Да, хотел. Отчаянно хотел! Одурел от этой мысли. Она вскружила мне голову. И я помог Ребекке уговорить Экрена. Несмотря на жажду знаний, мой друг все же немного охладел, когда осознал всю суть просьбы Ребекки. Но мы насели на него оба и все же смогли убедить, что если даровать силу лишь одному человеку, Алададриэн не пострадает, а Улиэндер не заметит позаимствованной у него щепотки магии.
Итан запустил пальцы в волосы и с силой сжал голову руками. Продолжая рассказ, он больше не поднимал головы.
– Обнаружив нужное заклинание, Экрен доработал его. Мы собрали нужные ингредиенты для ритуала. Мой друг решил принять дополнительные меры предосторожности и отправился за помощью к брату, чтобы тот подстраховал нас в случае провала. Брион мог бы обернуть заклятие вспять, у него хватило бы сил. Но он лишь рассмеялся, отмахнувшись от брата и назвав все это пьяными бреднями. Его винить трудно, на самом деле. Он устал от наших выходок, почти постоянного пьянства и разгула. А возможно, он даже предположить не мог, что мы действительно решимся на это безумие. Представляю, как же он потом жалел об этом.
Очень странно было слышать подобные слова в адрес Бриона. Но возможно, и я сейчас понимала мага чуть лучше. Тяжело, наверное, возиться с двумя отбившимися от рук хулиганами.
– Первой неладное почувствовала моя мать. Улиэндер почти мгновенно отреагировал на вторжение, но мы были ослеплены первыми успехами и не заметили этого. Земля всколыхнулась, блики померкли, сияние святыни замерцало. Я снова и снова прокручиваю ту ночь в памяти, воскрешая каждую мелочь: любой звук, любой взмах руки, запах, цвет. Я ищу возможность прекратить… предотвратить непоправимое.
Мое сердце больше не выдержало, я соскользнула с кресла на пол, встала перед Итаном на колени. Взяла его ладони в свои руки и притянула любимого мужчину к себе на пол, а потом со всей своей нежностью обняла. Мне хотелось забрать его боль, облегчить его страдания, стать его утешением.
– Ты не мог знать, – сквозь слезы прошептала я.
– Я должен был, Этель. В каждом слове Бриона – истина. Мною руководила лишь страсть. Запретное желание. Я погубил этот мир. Чудесный мир, Этель! Ты даже не узнала его!
Итан поднял голову и посмотрел мне в глаза. Боль пронзила мое сердце, я едва справлялась с ней.
– Ты не смогла увидеть Алададриэн! Он был чистым и прекрасным. Это я сделал его таким жестоким и холодным. Я расколол Улиэндер, отнял его магию, отобрал силу и чистоту у Дриэна.
– Если бы ты знал, что так произойдет, ты бы в жизни не сделал ничего подобного, Итан. Ты не хотел его уничтожать. Ты просто не знал!
Он вновь уронил голову в руки и следующие его слова заставили меня прикусить губу до крови, чтобы рыдания не прорвались сквозь сцепленные зубы.
– Ты даже не представляешь, сколько молодых магов погибло, пытаясь напитать Улиэндер силой в ту ночь! Совсем молодых, Этель. Почти детей.
Сколько боли было в этих словах, сколько вины. Итан не смотрел мне в глаза, даже головы не поднимал, но я точно знала, что на его лице застыла мука, что жила с ним все эти четыре столетия.
– Юные дарования оказались ближе всех, – тихо, почти шепотом продолжал он, – их преподаватель почувствовал неладное. Они присоединились к нам, когда Экрен пытался обратить собственное заклинание. Я изо всех сил сдерживал Улиэндер, пытаясь не позволить ему разломиться. Но мы все уже понимали, что это невозможно.
Итан сделал несколько глубоких вздохов, набираясь сил. Он мягко сжал мои пальцы, а потом высвободил руки и поднялся. В комнате повисла тягостная тишина. Итан налил себе выпить, а потом внезапно дернул головой и застыл, будто прислушиваясь.
– Времени совсем мало, Этель, – вздохнул он. – Брион уже пробивается сквозь мое заклинание, долго оно не выдержит.
– Что будет с тобой? – едва шевеля губами от ужаса, спросила я.
– Не знаю, – честно ответил Итан. – Суд… или сразу казнь.
– Они четыре сотни лет не могли определиться с наказанием, хотя, как по мне, ты уже давно наказан, – рассердилась я.
Итан повернулся, и я заметила, что он горько усмехнулся.
– Не думай сейчас об этом, мне нужно закончить свой рассказ, – сделав большой глоток, сказал он. – Дрэвон, так звали учителя юных магов, осыпал нас с Экреном проклятиями.
