Я знал. Она всегда меня понимала лучше остальных. А если бы я попытался отвертеться, и сказал, что все что она слышала — враньё, тогда Лера больше никогда не стала бы слушать меня.
— Мы больше не играли, — продолжил я. — И не только потому, что нас наказали за это. Я больше не захотел. Все из-за той серой мышки, что была не в моем вкусе. Которая перевернула мой мир. Ты себе даже представить не можешь, как сложно было осознать, что теперь все по-взрослому. Что все это не игра. И я по-настоящему влюбился.
Ее губки удивленно разомкнулись. Однако в глазах все ещё стояло сомнение. Будто она не верила, что я говорю о ней.
— Ты. Лерочка. Ты сломала беспринципного, эгоистичного профессора, который пользовался студентками, — морщусь от отвращения к самому себе. — Можно сказать, отомстила мне за них всех разом. Я дураком был, признаю. Столько глупостей сделал, — подаюсь вперед и утыкаюсь лбом в ее лоб, продолжая шептать в губы: — И моя серая мышка для меня самая красивая. Не вижу никого кроме тебя. И споры эти дурацкие. И то, что поверил тебе тогда. Вместо того чтобы почуять подвох…
— Заткнитесь уже, Константин Дмитриевич, — бормочет она, прикрывая глаза.
Сама тянется к моим губам. Не могу устоять перед таким соблазном. Прихватываю ее губку зубами. Я так много хочу с ней сейчас сделать. Но сначала необходимо поставить точку.
— Простишь? — шумно выдыхаю в ее рот.
— Если это все в прошлом… — нетерпеливо ловит мои губы своими, льнет к моему телу.
— В прошлом, — между поцелуями вставляю я, — клянусь.
Подхватываю Леру на руки, и она тут же обхватывает мои бёдра ногами.
— Ты горишь, — бормочет она, когда мои губы впиваются в ее шею.
— О, поверь, я чувствую, — усмехаюсь я.
Она тихо хихикает, пытаясь спрятать от меня свою сладкую шейку:
— Я не о том, Кость, — ловит мое лицо ладонями и заглядывает в глаза, пытаясь выглядеть серьезной. — У тебя жар. Надо в кровать лечь.
— Как скажешь, — улыбаюсь я, выходя из кухни со своей бесценной ношей в руках.
Лера снова смеётся, лаская мой слух:
— Ну, Костя!
Войдя в комнату, опускаю ее на расправленную кровать и нависаю сверху:
— Что? Разве я делаю что-то не так? Ты велела в кровать. Я в кровати, — усмехаюсь, стягивая с неё одежду.
— Я имела в виду отлежаться. Поспать. А мне работать надо… Ааа… — выгибается мне навстречу, когда моя рука протискивается между сжатых бёдер.
— Мне необходимы твои целебные поцелуи, — улыбаюсь, спускаясь губами к ее пупку.
— Ты невыносим. Хоть бы позавтракал сначала. Откуда только силы?
— Я вот прямо сейчас. Завтракаю. Мандаринкой. Такой голодный…
— Мандарины — не еда, — усмехается она.
— Теперь в этой семье правила устанавливаю я. Сказал, что хочу тебя на завтрак, значит, лежишь и наслаждаешься.
— Как скажете, Константин Дмитриевич, — Лера снова смеётся, и я чувствую такую легкость.
Все позади. Теперь у меня есть семья.
Однако было что-то, что все ещё не давало покоя. Но понять причин волнения я пока не мог.
Что-то не сходится. Все решилось как-то просто. Неужели достаточно было поговорить? Тогда почему она так легко отказалась от меня тогда? Не попыталась спросить. А вдруг все это было бы ложью? Разве могла она из-за слухов так просто предать нашу любовь?
Я, даже собственными глазами увидев ее в окне с другим, не смог развернуться и молча уехать. Предпочёл добить себя, но расставить все точки над i. И Лера такая же. Пытливый ум всегда вынуждает искать ответы. Решать задачи разной сложности…
Тогда что же остановило ее? Может Игорь мне не все рассказал?
Пока не стану бередить. Боюсь нарушить это зыбкое счастье.
Глава 6
ЛЕРА
— Кость, ну что ты делаешь? Опоздаем же! — ворчу я, глядя, как мой мужчина ковыряется в чулане, в который я даже ни разу не заглянула со времён переезда.
Мой мужчина. Неужели это может быть правдой?
Ещё пару дней назад, я думала, что ни за что не подпущу его. Старые раны не позволяли. Но я не смогла устоять. Не могу без него.
Договорилась сама с собой, что вся боль, которую я пережила, не имеет к нему никакого отношения. То был другой Костя. А этот поклялся, что изменился. Что больше не сделает мне больно.
И мне хочется ему верить. Во-первых, потому что противиться ему я просто физически не могу. Во-вторых, потому что он действительно словно другой человек. И внешне и внутренне.
Считанные дни, что мы успели провести вместе, пока он болел, показали это весьма наглядно. Он стал довольно категоричным, зрелым, серьёзным, но при этом стал чаще улыбаться, — говорит благодаря нам.
И это не единственные изменения.
Седина на висках. Густая борода. Да и эта гора мышц — все не могу привыкнуть. Раньше его можно было назвать скорее жилистым, а сейчас…
Невольно упираю взгляд в смуглую спину, где под кожей перекатываются мышцы. Костя продолжает ковыряться в кладовке, похоже, не намереваясь одеваться. А у меня из-за него мурашки по затылку бегают.
— Ты нормально себя чувствуешь? — бормочу я, завороженно наблюдая за его атлетичным телом. — Уверен, что пора к работе возвращаться?
— Малышка, надо разобраться с некоторыми вопросами… О, нашёл! — Костя выныривает из чулана, вооружившись отверткой и коробкой саморезов.
Невольно закусываю губу, когда он поворачивается ко мне своим могучим торсом.
— М, зайка, если ты будешь так смотреть, то мы точно опоздаем, — усмехается Костя, вынуждая меня краснеть.
Подходит вплотную, заставляя меня пятиться. Упираюсь лопатками в стену. Дыхание учащается. Каждый раз, когда он так близко.
Не могу оторвать взгляда от его губ.
— Настолько не хочешь ехать в универ? — хрипит он, и тянется к моим губам.
— Пап, ну ты ещё не оделся?! — между нами втискивается возмущённый ребёнок.
Костя отстраняется под ее натиском и поднимает бандитку на руки.
— Простите, моя принцесса! Сейчас шпингалет прибью и пойдём.
Любуюсь этими двумя. А на душе кошки скребут. Я так и не призналась Косте, что Ксюша его дочь. Как-то и разговор не заходил. И вроде без того он в ней души не чает. И… это моя страховка.
Если он снова решит играть — мы уйдём. И у него не останется повода меня останавливать.
Это раздражающее ощущение чего-то нехорошего, никак не хочет отпускать. Душу словно в центрифугу засунули. И я не могу понять причины этого.
Хотя… есть догадки.
