Книга Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98

они потрясающие и потому что, объединяя их вместе, она будто бы взывала к нему. (Бронка откуда-то знает, что этот художник – мужчина.) Теперь зал Марроу – самое лучшее и самое большое выставочное пространство Центра – занимают снимки работ: в натуральную величину там, где фотограф смог взять правильный ракурс, и плакатного размера в других случаях. «Неизвестный Бронкс» – транспарант с названием выставки свисает с потолка на леске, и сама выставка уже почти готова к открытию. Может быть, когда через пару недель, в июле, СМИ осветят выставку, этот художник придет к Бронке, чтобы стать не таким неизвестным. Сама-то она не собирается идти кого-либо искать.

Однако Бронка резко останавливается, увидев, что в зале Марроу уже кто-то есть. Она только что открыла двери Центра, но сюда уже успела прийти женщина в белом брючном костюме и туфлях на высоких каблуках. Женщина рассматривает одну из фотографий. Конечно, кто-то мог войти в Центр, пока Бронка пила кофе, но обычно она слышит, как прибывают посетители. Центр старый, и полы у него скрипучие. Женщина стоит спиной к двери зала и держит в руках планшет с зажимом. Она что, какой-то инспектор?

– Сильные работы, не правда ли? – спрашивает женщина, пока Бронка таращится на нее. Она смотрит на любимое произведение Бронки, которое как будто написано другим художником. На картине зритель будто смотрит сверху на свернувшегося калачиком человека, который спит на лежанке из старых газет – причем не только из всяких там «Виллидж Войс» и «Дейли Ньюз», но и по-настоящему старых газет, которые Бронка смутно помнит с детства, таких как «Нью-Йорк Геральд Трибьюн» и мало кому интересной «Статен-Айленд Реджистер». Газеты собраны в пачки, все еще обернутые веревкой или полиэтиленом. Человек лежит на них посередине, в пятне света, и он изображен почти фотореалистично: худой темнокожий юноша в поношенных джинсах и грязной футболке, спящий на боку. На нем невзрачные кроссовки, тканевые, грязные, один дырявый. Ему вряд ли больше двадцати лет, хотя точно сказать трудно, потому что лицом он утыкается в газеты и зрителю видна лишь одна гладкая, как у младенца, щека. Парнишка одни кожа да кости – из рукава футболки торчит худосочный бицепс, намекающий на скрытые под кожей мышцы, но в целом он настолько тощ, что старый материнский инстинкт Бронки хочет кормить несчастного мальчика, пока он не наестся до отвала.

Но самое интересное в картине – ее композиция, которую Бронка попыталась подчеркнуть, обрезав края фотографии и сделав ее круглой. Сцена изображена так, будто художник находится над мальчиком и смотрит на него через открытый колодец. Бронка считает, что такая компоновка передает нежные чувства художника; она имитирует взгляд влюбленного, смотрящего на своего спящего партнера; или же взгляд родителя, наблюдающего за маленьким ребенком. Ту же нежность она видела в позах и освещении изображений Мадонны, выполненных классическими художниками. Впрочем, она знает, почему эта картина отличается от других. Это автопортрет, хотя рисовал его вовсе не парнишка.

– Особенно эта, – говорит женщина в белом брючном костюме. Повинуясь порыву, Бронка заходит в зал Марроу и становится рядом с ней, глядя больше на женщину, чем на фотографию. Женщина почти так же бледна, как и ее наряд, что лишь подчеркивается ее почти белыми волосами. Она смотрит не на Бронку, а не отрывает жадного взгляда от изображения парнишки. – Мне кажется, будто он хочет мне что-то сказать.

Это так, но он точно обращается не к случайной незнакомке. Впрочем, Бронка скрещивает руки на груди и решает подыграть.

– Нам всем очень нравится «Неизвестный Бронкс», – говорит она. – И что же, по-вашему, он пытается сказать?

– Я думаю, он говорит: «Приди», – отвечает женщина. – «Найди меня».

Бронка напрягается и пристально смотрит на женщину. Та ухмыляется. Глядя на профиль незнакомки, Бронка первым делом обращает внимание на ее клыки. Они кривые, налезают на соседние зубы и немного великоваты. И это при дорогом на вид костюме. Любой, кто зарабатывает столько денег, наверняка может позволить себе индивидуальную ортодонтию.

Но все это совершенно неважно, думает Бронка, когда по ее коже пробегают мурашки беспокойства. Беспокойства и… узнавания? Если этот древний инстинкт можно так назвать. Даже если мышь никогда прежде не видела кошку, впервые заметив ее, она инстинктивно понимает, что нужно бежать. Нутром чует своего врага.

Впрочем, Бронка – не мышь, поэтому она лишь окидывает беловолосую женщину спокойным взглядом и произносит:

– Возможно. Но мне кажется, что от этой картины исходит предостережение. На это указывают многие детали.

Женщина слегка хмурится.

– И какие же?

– Их легко не заметить. Мы ничего не знаем о художнике, так что это лишь мои предположения, но, думается мне, что наш Неизвестный – бездомный, или обстоятельства его жизни настолько суровы, что он близок к этому. – Не обращая пока что внимания на женщину, Бронка выходит вперед и указывает на немодные рваные джинсы, на грязь на простой белой футболке, на сильно поношенные, ничем не примечательные ботинки. – Такую одежду можно найти в куче тряпья в «Гудвилле», когда у вас за душой нет ни гроша. И одет он так, чтобы не выделяться из толпы. Никакой толстовки с капюшоном. Ничего цветного. Никаких украшений. Завидев чернокожего, белые вызывают полицию вне зависимости от того, во что он одет, но этот парнишка одет настолько бедно, что, чтобы его переплюнуть, придется раздеться догола.

– А, и так он может оставаться незамеченным. Вы думаете, он от чего-то скрывается?

Бронка хмурится, глядя на фотографию, и с удивлением осознает, что вопрос-то хороший. Но ведь с ним уже все должно быть в порядке, разве нет? Город ожил. С другой стороны, Бронка тоже должна быть в порядке, но за прошлый день она видела слишком много признаков того, что с городом что-то не так.

В третий раз за это утро она задается вопросом, а не стоит ли ей попытаться найти остальных…

Нет.

– Да, – отвечает она на вопрос женщины. – Теперь, когда вы это сказали, мне кажется, что он прячется. Ха.

– От чего же? – спрашивает женщина, так невинно хлопая глазами, что ее тон сразу же звучит лживо и притворно. – Что могло напугать столь славного, яркого молодого человека и заставить его скрываться?

– Как и вы, я могу лишь догадываться. – Затем Бронка вспоминает, что хотела кое-что сказать. Она указывает на руку паренька, которая изображена поразительно подробно. Обладатель таких рук – с длинными пальцами и широкой ладонью – должен быть художником, или баскетболистом, или и тем и другим. На костяшках его пальцев заметны старые келоидные рубцы. – Однако он боец. Это – предупреждение. Он прячется, бежит, когда приходится, но если загоните его в угол, то вам не поздоровится.

– Хм, – отвечает женщина. Тон ее голоса бесцветен, но Бронка слышит в нем презрение. – Да, это многое объясняет. Глядя на него, и не подумаешь, насколько он злобный. Такой тощий. Совсем еще ребенок.

Да. Молодой аватар очень молодого города – как относительно, так и глобально. Может показаться, что он не столько опасен, сколько просто кидает понты. Но любой, кто так думает, просто никогда не замечал острых клыков за очаровательной улыбкой Нью-Йорка.

– Многие не понимают, что в драках на самом деле стоит бояться не больших и сильных. – Бронка поворачивается, становясь между женщиной и картиной – не заслоняя ей вид, а держась сбоку от портрета. Это место посвящено искусству, и символические жесты очень важны. – Большим и сильным, конечно, тоже порой случается проходить проверку на прочность, но обычно им даже не приходится вступать в драку, именно потому, что они такие большие и страшные. А на мелкие кусочки вас порвут как раз такие ребята, как Неизвестный: тощие, миловидные, бедные, смуглые и одетые в дешевую одежду. Таким, как он, все время приходится бороться. Порой столь жестокая жизнь ломает их, но бывает – причем часто, – что она делает их опасными. Достаточно опытными, чтобы точно понимать, сколько ударов они могут выдержать, и достаточно безжалостными, чтобы применять тактику выжженной земли.

– Хм-м-м. – Тон у женщины становится недовольным. Она тоже сложила руки на груди, словно надувшись. – Некоторые могут сказать,

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98