от нас самих. Иногда вмешиваются внешние факторы.
Данька мало что понял из такой заумной речи. Но не поверил. И разочаровался во мне.
— Дань, мы обязательно еще вместе поиграем. Скоро, — пообещал я.
Вот сейчас я не врал. Я был уверен, что хочу, чтобы этот маленький мирок стал моим. Проводить вместе время, пить чай на кухне, дурачиться. Терпеть иногда визиты деда. Смириться с присутствием отвратительного кота.
Я вышел в коридор, и все высыпали из кухни меня провожать.
Данька все еще всхлипывал.
Катя молча смотрела на меня, и по ее лицу было совершенно непонятно, о чем она думает.
Дед напоследок выдал:
— И когда планируется следующая проверка?
— Все согласно графику, — хмуро ухмыльнулся я.
Провожать меня вышел даже Филипп. Нормальный кот, спокойный, отсиживался все время в гостиной. Только сейчас решил почтить нас своим присутствием.
Кот неотрывно смотрел на меня желтыми глазами.
Я уже успел надеть пальто и сунул ногу в ботинок. В ботинке было мокро, будто туда воды налили. Как оказалось не воды. И не налили. Я перевернул ботинок, и на пол полилась желтоватая вонючая жидкость.
— Филипп! — прорычал я.
Кота как ветром сдуло.
— Не ругай животинку, — заступился за него Антоныч. — Мы, уличные, слишком недоверчиво относимся к чужакам.
Глава 54
На работу я шла с гнетущим чувством. Горский меня пугал. Мало того что он все время смотрит на меня так, будто раздевает, так теперь еще умудрился вломиться ко мне домой. Я даже Ленке написала, что у моего босса фаза обострения. Если что со мной случится, пусть знает, кого винить.
Еще и интерес у него какой-то нездоровый к Даньке. Время сейчас такое, что любой взрослый, разговаривающий с ребенком, вызывает опасения. Кому, если на то пошло, нужен чужой ребенок? Да и Данька к нему тянется. Даньку я могу понять — ему не хватает отца. Да, у него два дедушки, которые в нем души не чают, но это все равно не то. А тут Горский уделил ему внимание, и все — у Даньки глаза горят, рот не закрывается, только о нем и говорит.
У меня самой дыхание перехватило, когда увидела их сидящих на ковре и увлеченно строящих дом. Чуть не разревелась.
Эта картина была очень трогательной. Я даже представила нас семьей.
Мне нравился Горский. Как мужчина он полностью был в моем вкусе. Мне нравилось в нем все: широкий разворот плеч, взгляд, заставляющий сердце сильнее биться, легкая небритость, даже запах его парфюма с легкой ноткой табака. Его бизнес, который я по роду своей работы прекрасно изучила, работал как часы. Все его сотрудники уважали и побаивались его. И только мне одной казалось, что ему необходима консультация хорошего психиатра. Остальные будто не замечали этого.
Однако вплоть до вчерашнего дня я не могла позволить себе такую фантазию.
Истории про Золушек и миллионеров существуют только в фильмах и на бумаге. Мы из разных миров. В его мире женщины не ездят в переполненной маршрутке, не выбирают товары с желтым ценником в супермаркете и не носят пуховики, пока они не протрутся до дыр.
Видимо, он просто решил поставить себе галочку, завалив очередную секретаршу. Ничем другим не могу объяснить его повышенный интерес к моей персоне. Наверное, у него какой-то пунктик на секретаршах, потому что к остальным девушкам на работе он относится с вежливым безразличием. То, что я сбежала от него на корпоративе, только подогрело его интерес, и он решил использовать Даню, чтобы вызвать у меня какую-то реакцию. Для него это игра.
А Данька будет потом страдать, когда Горскому надоест разыгрывать доброго дядечку.
А я просто уверена, что когда Горский поймет, что через Даню у него воздействовать на меня не получится, интерес к ребенку у него угаснет так же быстро, как и возник.
Даже Михаил Антонович встал в боевую стойку, предупредил Горского, что с дурными намерениями лезть к нам не стоит. Филька тоже выразил свое недоверие. Мне было и смешно, и неловко, и жалко Горского. Еле сдержалась, чтобы не сказать: «А я предупреждала насчет Филиппа!»
И вообще надо было видеть перекошенное лицо Горского, когда войдя в квартиру, он понял, что Филипп — кот. Интересно, с чего он решил, что это человек. Я Даню спрашивала, но он мне честно глядя в глаза, сказал, что не говорил такие глупости.
Уверена, после партизанской деятельности Фильки, Горский сунется к нам нескоро.
Хорошо, что компенсацию за испорченные ботинки не попросил. А то вогнал бы меня в долги.
Чутье меня не подвело.
Горский с самого утра вызвал меня в кабинет. Причем тон его не предвещал ничего хорошего. Может, правда, решил вычитать стоимость испорченных ботинок из заработной платы? И придется мне на него лет десять после этого горбатиться за спасибо.
Выглядел, он к слову, не очень хорошо. Будто бы не выспался ночью. А это означало, что настроение у него будет отвратительным.
— Присядьте, Катя. Нам предстоит серьезный разговор.
— Если вы о том, что случилось с Филиппом, то я уже извинилась. И вы же сами не вняли моим предупреждениям. Кто же знал, что ему взбредет в голову помочиться в ваш ботинок.
— Не переживайте, эти ботинки у меня не единственные. Мне не пришлось идти на работу босым по снегу. Речь пойдет о другом. Вам с Даней в ближайшее время нужно переехать ко мне.
— Что, простите? — если бы я не сидела, то уже упала бы. Он не мог этого сказать. Мне просто послышалось. Галлюцинация слуховая.
— Ваша квартира слишком маленькая. У ребенка должна быть собственная комната, свой угол. До какого возраста вы собираетесь держать его в своей спальне?
— Когда Даня немного подрастет, это будет его комната. А я переберусь в гостиную.
Зачем-то сказала я. Каким боком его вообще волнует, кто и где спит в моей квартире?
— Это тоже нехорошо.
— Тем не менее, нас все устраивает.
— Меня не устраивает, — жестко сказал он.
Я поперхнулась и от такого безапелляционного заявления, и от тона, которым оно было сделано.
— С чего бы это?
Горский переходил все мыслимые и немыслимые границы. И спускать это я не собиралась. Это моя семья, и я не позволю в нее вмешиваться.
— С того, что я хочу, чтобы мой сын рос в хороших условиях, а не в старом панельном доме. Хочу, чтобы у него была своя комната. Хочу видеть, как он растет.
— Это все замечательно и похвально, но при чем тут Даня.
— Да при
