ее глазах мелькали огненные отсветы. – Ты утратила право на него, когда сговорилась с этой жалкой подселенкой.
– Но Матушка…
– Ты не достойна моего доверия! – торопливый кивок в мою сторону. – В камеру ее. Будешь знать, дрянь, как перечить мне.
Скрючившись на грязном холодном полу, я даже не вздрогнула, когда меня схватили за руки и потащили к железным решеткам, что занимали часть зала. Бросив меня, одна из девушек заперла с виду хлипкий засов, но вспыхнувшая надежда угасла тут же, когда чужая магия прокатилась по прутьям, осветив лицо молоденькой прислужницы с торжествующей улыбкой на губах. Она стояла в шаге от клетки, от девушки, выполнившей приказ, от меня и смотрела со злобой, с торжеством.
И вот все бы ничего, но эту девушку я знала. Одна из приставленных ко мне служанок. Самая первая.
Идиотка. Действительно идиотка. Я даже не подумала о том, что в замке может быть кто-то, кто работает на фей, но феей при этом не является.
Я следила за происходящим отстранено. Феи спешно покидали подземелье, а меня все больше сковывал леденящий душу холод. Ушли абсолютно все. Даже Айя улетела, хоть и выглядела жалко. Ее мечты разбились. Мои? Мои тоже.
Все то время, пока один за другим гасли факелы, погружая зал во мрак, я просто лежала, бесцельно, бездумно глядя в одну точку. Я боялась думать. Я боялась надеяться. Я боялась, что «Чаша Желаний» меня не услышала, не признала во мне фею.
Слезы высохли. Через час, через пять, через сутки. Я не знала, сколько пролежала в этой камере, не пытаясь предпринять даже попытки спасти себя. Я не видела смысла, потому что во всем произошедшем винила себя.
Я то проваливалась в забытье, но выныривала в такую же непроглядную тьму. Пустота – она была мной, занимала мой разум. Сердце больше не разрывало от боли. Ко мне так никто и не явился даже затем, чтобы позлорадствовать. Тишина, темнота, пустота. Они начинали сводить с ума, а передо мной словно наяву появлялись такие знакомые, такие родные синие глаза.
– Уходи! Уходи! – кричала я, срывая горло, и вновь проваливалась в забытье. – Уходи… – шептала обессиленно высохшими губами, едва приоткрывая веки.
– Уйду, – вдруг четко ответили мне. – Но ты уйдешь вместе со мной.
Эпилог
– А здесь кабинет для приема гостей, – рассказывал управляющий, открывая передо мной тяжелую темно-коричневую дверь.
Сейчас мы находились на первом этаже небольшого особняка, что располагался в ближайшем от замка герцога городке. Собственно, через две улицы отсюда распластались руины выжженного дотла храма Матери Природы, из подземелий которого меня вытащил сам Себастьян.
Правда, я этого совершенно не помнила, как не помнила и последующие три дня, проведенные в бреду. Очнулась я уже здесь – в спальне на втором этаже особняка, но первым, кого я увидела, был, к сожалению, не герцог, а приставленный ко мне целитель. Он-то мне и рассказал о моем героическом спасении да о том, что я успела поведать в бреду.
– Вы действительно не из нашего мира? – с опаской осведомился пожилой мужчина, чьи виски серебрились сединой.
Но если бы я рассказала только это. За прошедшие три дня я приходила в себя и говорила, говорила, говорила, чтобы вновь уплыть в забытье. Ругала фей, звала герцога, искала проклятую «Чашу» и многое другое, что позволило Себастьяну составить полную картину моего нахождения в этом мире. По крайней мере, он посчитал именно так, не желая не то что выслушать мои объяснения, даже просто встретиться.
– И последнее, Ваша Милость, – провели меня по коридору второго этажа, вынуждая остановиться у небольшой картины, что висела на стене. На ней был изображен симпатичный водопад в окружении буйной растительности. – Здесь имеется общий сейф, где хранятся домовая книга, документы на право собственности и деньги на нужды особняка. К нему есть доступ только у вас и у меня. К вашему личному сейфу, кроме вас, доступа никто не имеет.
О да! Это было очень благородно со стороны герцога де Зентье. Сделав для себя какие-то выводы, он не просто купил мне особняк, поселив недалеко от себя, но еще и назначил мне ежемесячное содержание. Деньги лежали нетронутыми в сейфе в спальне и отчего-то злили меня.
Злило все, чем обернулась та злополучная ночь, когда я так порывисто, так необдуманно сбежала, а теперь не могла ничего исправить. Мне не разрешалось выходить из дома без сопровождения. Меня не пускали даже за ворота герцогского замка. Мои письма не передавались, а мои просьбы о встрече игнорировались даже несмотря на то, что я по-прежнему оставалась герцогиней де Зентье.
Этот прискорбный факт, увы, исправить было никому не по силам.
– Спасибо, Гасий, – благодарно улыбнулась я за экскурсию. – Вы можете быть свободны.
– Пойду распоряжусь о чае для вас. Пусть накроют в саду?
– Это было бы замечательно.
Светлый дом, яркий цветущий сад, доброжелательные слуги и почти полная свобода действий. «Почти», потому что мое расписание на день было составлено не мной да и покинуть город я не могла при всем желании. Я была герцогиней де Зентье, а значит, не имела права сбегать из-под опеки супруга. Даже если этот супруг не желает видеть меня ни завтра, ни через месяц, ни через десять лет.
В первый день я только и делала, что пыталась пробраться в замок герцога, желая объясниться, рассказать все то, что скрывала. Сейчас эти тайны казались мне сущей глупостью. Я могла, я должна была сразу все рассказать, но стали бы меня слушать? Или заточили бы в казематах, как всех тех фей, которые не успели покинуть храм Матери Природы?
Хотя почему же не успели? Сбегая, Матушка Тез забрала с собой не только «Чашу Желаний», но и всех своих приспешниц, оставляя в храме лишь тех, кто имел толику силы. Она просто бросила их, посчитав балластом. Не захотела тянуть за собой молоденьких фей, а быть может, ей не хватило силы, чтобы открыть пространственный переход для всех.
Увы, сейчас уже не узнаешь, но, когда гвардия герцога ворвалась в храм, главной виновницы, как и артефакта, там уже не было и сопротивления им никто не оказал.
В этой ситуации радовало меня только то, что я сейчас пусть и находилась в тюрьме, но не в настоящих казематах.
Весь второй день после своего пробуждения я провела в истерике. Слезы лились ручьями, а я не могла перестать плакать, не могла заставить себя успокоиться. Весь мир вокруг казался мне черным, грязным, угрожающим. Я задыхалась без возможности дышать
