прошли, поэтому ее следует или выпить, или вылить.
Выливать было жалко — лучшая же закладка! Визит гостей нанес серьезный урон запасам Артема, и это был дополнительный аргумент против расточительности.
В общем, употребив с пылу-с жару супчика, Артем веселящего все-таки отхлебнул. А потом еще раз отхлебнул. И еще.
Разумеется, он снова захмелел, но хуже было то, что с новой силой накатила тоска. Тоска одинокого, покинутого в чужом мире землянина, у которого нет надежд на возвращение. Из общения с гостями Артем вынес подсознательное понимание: после принесения в жертву и непонятного воскрешения, кланы Поднебесья его больше не примут. Попировать с отшельником вдали от родного Листа это одно, но жить с убитым и воскресшим человеком бок о бок — совсем другое. Даже если Артем разыщет Тана и сказочника, поговорить с ним они, скорее всего, поговорят. А вот станут ли помогать, как прежде? Не факт. Тана в странствия старейшины больше уже не отпустят, он нужен клану. А сказочник нужен вообще всем, всему Поднебесью в целом, его жизнь — это песни и сказки, а не сомнительные поиски запретных артефактов в компании непонятного и загадочного чужака, которого даже Лист отказался усваивать. Хранителям не удалось Артема убить, зато удалось выбить у него из под ног и без того непрочную почву. Удалось лишить единственных в мире друзей. Поневоле затоскуешь…
А где-то там, над головами, нарезает круги по орбите безлюдная «Одесса» — крохотный земной островок в бескрайнем пустом Космосе. Она не может вернуть Артема на Землю, но хотя бы способна обеспечить привычный земной уклад жизни, и все это Артем потерял по собственной глупости и неосмотрительности. Он много бы дал, чтобы снова пристыковать бот к шлюзам лайнера и мысленно не раз это проделывал.
Хотел проделать и сейчас, отложив мех, закрыв глаза и стиснув в руках воображаемый штурвал.
Как выглядит стыковочный шлюз лайнера снаружи Артем помнил досконально. Он представил в мельчайших подробностях каждую деталь и уже мысленно готовился протянуть руку к пульту — активировать стыковочное наведение и осевую синхронизацию.
И тут Лист ощутимо дрогнул, словно живое существо, пробуждающееся от долгой спячки. Раз дрогнул, и другой, и третий. С ним определенно что-то происходило, но Артем с ходу не мог сообразить что именно.
Он вскочил на ноги; чувствовал ли он слабое подрагивание Листа или же просто ЗНАЛ о нем — было не понять. Однако через несколько минут Артем понял, что края летающей чащи медленно загибаются кверху, словно плоский летающий блин норовит свернуться в гигантский бутон.
Минут через пятнадцать противолежащие кромки плотно сомкнулись у Артема над головой, а продолговатый кокон, в который обратился Лист, начал стремительно набирать высоту. И набирал ее до тех пор, пока не вышел в околопланетное пространство.
Артем ошалело воспринимал новыми чувствами адский холод открытого космоса, жесткие потоки излучений и изменившуюся гравитацию.
Воспринимал скорость и чувствовал, что Лист каким-то образом нащупал невдалеке подвижную крохотную звездочку и вычисляет подлетную траекторию так, чтобы догнать ее, а потом уравнять скорости.
Сам Артем ничего не делал, он словно бы погрузился в транс, но без забытья или отрешения, поэтому ничто не мешало воспринимать все, что происходит. А происходило, без сомнений, следующее: Лист вел себя как космический корабль-автомат и в данный момент он покинул атмосферу Поднебесья. Теперь правильнее было называть его не Листом, а Коконом, пожалуй.
Конечно, это было удивительно и неожиданно, но в последнее время с Артемом произошло столько всего удивительного и невозможного, что не слишком-то он и удивился. Его теперешнее состояние достаточно удачно можно было описать коротким и восторженным: «Ух ты! Лист еще и так умеет!»
Вскоре Артему надоело пассивно наблюдать… вернее — воспринимать происходящее. Если новые чувства не обманывают, Лист, по какой-то причине обратившийся в Кокон, действительно вышел на нестационарную разомкнутую околопланетную орбиту и в данный момент продолжает увеличивать ее высоту. В целом, ничего нового в этом для Артема не содержалось, просто все это он переживал не пристегнутый в пилотском или пассажирском кресле бота, а сидя у погасшего кострища рядом с обжитой полостью на лесной полянке.
«Ладно, — подумал Артем на удивление отстраненно. — Предположим, что все это правда. Предположим, что Лист и в самом деле свернулся в трубочку — мехом, то бишь лесом, внутрь. Но почему, тысяча чертей, по прежнему светло?»
Освещение вообще никак не изменилось, невзирая на то, что впрямую солнца Поднебесья теперь не было видно, хотя Артем воспринимал его изнутри Кокона новым чувством.
Почему не улетучивается воздух? Разве может Лист до такой степени плотно сомкнуть кромки и запечатать торцы трубки? Почему не ощущаются перегрузки, неизбежные для первой (как минимум) космической?
Тысячи почему…
Артем задрал голову, прищурился и поглядел в зенит — точнее, просто вверх относительно теперешнего своего положения. Глазами он ясно видел шов — линию соприкосновения крайних кромок, и еще по паре кромок справа и слева от шва, и пушистую щетку леса на постепенно закругляющихся стенках гигантской трубки, в которую обратился его дом. А дальше Артем ощущал сплошной звездный купол, но уже, разумеется, не глазами.
«А что, если туда пойти? К кромкам? — подумал он. — Или не получится?
Я же не муха, чтобы ходить по стенам и потолку?»
А вот сейчас и проверим!
В Артеме мгновенно проснулся экспериментатор. Чем-чем, а уж любопытством он никогда не был обделен, хотя специализацию для космонавта выбрал удивительно заурядную.
Он вскочил, вышел на тропу и торопливо зашагал в сторону носа — туда, где совсем недавно заякорил крылья. В целом тропа шла вдоль трубы, но постепенно должна была достаточно сильно взобраться на левую ее стенку.
Вопреки ожиданиям, ходьбы по косогору не случилось: Артем продолжал идти словно бы по плоскости, зато шов на потолке начал смещаться влево, для начала просто скрывшись из виду за деревьями, а в конце концов проступив за редколесьем сбоку. Примерно через полчаса после старта Артем вышел к первой кромке, только вместо неба и простора над нею теперь видел остальные кромки и все тот же лес вверх тормашками на плавно закругляющейся внутренней стенке трубы.
Самый нос Листа смялся равномерными волнами, словно вставленная в стакан салфетка, и действительно плотно запечатал Кокон с торца. Шов меж слипшимися кромками в конечном итоге переходил в рубец, что было, в общем-то, логично. «Логично и топологично», — подумал Артем, глядя на этот стык издали. Наверное, стоило подойти и полюбоваться вблизи.
Перебравшись через две кромки, Артем задумчиво обозрел заякоренные крылья, на которые метаморфоза Листа никак
