Мне предательски не хотелось идти дальше, но у меня есть здесь работа. Даже если моя работа – это быть рядом с мужчиной, для которого я, возможно, навсегда останусь прежде всего оружием.
Какой-то приземистый гость в возрасте, одетый в малиновый костюм, к пиджаку которого на плечах крепился короткий плащ с черной меховой оторочкой, недовольно бурчал, размахивая руками, перед Дайто Накадзима. Помощник главы японского Комитета, Тамаки-сан всячески пыталась преградить возмущающемуся дорогу с вежливой извиняющейся улыбкой.
Кажется, «малиновый костюм» уже порядком устал ждать начала банкета. Надеюсь, Изабель Ворд соизволит вернуться к общему сборищу, и все, наконец, рассядутся.
Взрыв хохота. Вульф смеялся как ни в чем не бывало и дружески похлопывал по плечу главу французского комитета. Того самого, что тоже приезжал посетить тюрьму Даркуотер. И того самого, на которого Мария украдкой бросала восхищенные взгляды.
Впрочем, сейчас она занималась тем же самым. Кажется, его звали Себастьен Вилар, но не ручаюсь за правильность произношения и запоминания. Когда перед саммитом я пыталась выучить имена всех глав региональных представительств Комитета, а также их помощников или Защитников, то чуть не тронулась умом.
По черному зеркалу мрамора ноги ступали еще медленнее. Мария и Айрис остались на том же месте, где я их оставила – недалеко от рояля. Рядом с ними были Джен и… Драйден.
Разговоров в зале я почти не слышала. Большую часть звуков и голосов точно выкрутили в ноль. Я подошла, остановилась чуть позади Микел и понуро кивнула остальным. Собрала всю оставшуюся силу воли и сжала кулаки. Пыталась прислушаться.
Он… здесь. Стоял рядом, почти напротив, но я так и не смела поднять взгляд на него. Мне было слишком страшно. Страшно увидеть в его глазах ответ. И я не знаю, что вызвало бы во мне больше боли: безразличие, сожаление или, наоборот, теплота?
Надеяться на невозможное – нормально ли это?
– Кристина-а? – позвал Драйден, понизив голос. Он прорезал вакуум вокруг меня.
Меня прошиб ток, и я передернула плечами, демонстрируя, что слышу его. Не надо. Не говори так со мной! Будто тебе не все равно. А даже если не все равно, то какой в этом смысл?
Меня окатило странным тревожным непониманием. Закутало в него, а на плечо легла рука Джен. Я начала очень медленно поднимать лицо. Хотела повернуться к ней и, возможно, попробовать улыбнуться. Но в этот момент промеж лопаток словно вонзилась пара ножей.
Я вздрогнула и бросила взгляд через плечо. Изабель Ворд очень медленно шла, практически плыла мимо нашей небольшой делегации. Она следила за мной взглядом полным идеально отточенного презрения. Что ж, значит пришла в себя после сцены в туалете. Хотя теперь женщина выглядела еще более уверенной и непоколебимой.
Миссис Ворд посмотрела поверх моей головы и расплылась в улыбке. И я более чем прекрасно знала, кому была предназначена эта улыбка.
Пальцы подруги на моем плече сжались чуть сильнее, и вдруг хватка ослабла, а она сама будто растворилась, как видение. Пропала в никуда. Я стояла и хлопала глазами несколько секунд, пока не заметила, что Джен танцующей походкой направляется к роялю. Микел осторожно поднялась на небольшой подиум из пары ступеней.
Она, стараясь улыбаться как можно обворожительнее, склонилась над молодым пианистом в белом фраке и мягко коснулась пальцами его спины. Мужчина замер, прекратил играть, развернулся на своем табурете и, кажется, остолбенел от того, что увидел рядом с собой. Джен о чем-то быстро-быстро шептала, наклонившись еще ниже, а потом игриво подмигнула и сложила руки в потешном молитвенном жесте не груди.
Пианист молчал, открыв рот и широко раскрыв глаза. А потом, похоже, решил сдаться под решительным напором красивой девушки, просящей его об одолжении. Мужчина кивнул и поднялся со своего места. Вытянул руку в вежливом жесте, показывая, что уступает его.
Джен, что ты задумала?! Почему именно сейчас?
Я шагнула вперед, отбиваясь от своей делегации. Словно вдруг оказалась в прорезанном широкой полосой света темном помещении. И в потоке света я видела кристально-белый рояль и высокую, гибкую фигуру Джен, занимающую свое место за инструментом.
Она хитро улыбалась. Смотрела на черно-белую клавиатуру немного виновато, как на старого друга, которого не видела несколько лет. Мягкое движение плеч назад. Затем Джен вытянула перед собой руки и размяла пальцы. В этом не было спешки, лишь отточенность. Однако я чувствовала, что где-то в глубине души ей хочется поторопиться. Хочется снова коснуться клавиш. А еще ей самую малость было страшно, что кто-то сгонит ее с этого места.
Ступни Джен в лакированных ботинках, больше похожих на строгие мужские туфли, нашли педали. Было заметно, что ей неудобно, но она справилась. А потом ее руки коснулись клавиш. Сначала немного грубовато обрушились на них, искали нужное звучание. А когда наконец нашли, то замерли. Подруга бросила на меня взгляд и дернула плечом так, будто звала за собой в новое приключение. Я сделала еще один шаг.
Мягкие, настойчивые движения пальцев рождали знакомую мелодию, звучавшую глубже, чем в оригинале. Глубже и трагичнее, пронзая меня насквозь, хотя ритм был немного другим. Быстрее. Дженнифер пропела фразу, а я поняла, что едва сдерживаю слезы.
Show me the meaning of being lonely[1]…
[1] Объясни мне смысл одиночества. (здесь и далее англ.)
Она специально приподнялась над табуретом и сыграла проигрыш, вкладывая всю силу рук в звучание. А потом опустилась назад, глубоко вздохнула и заставила голос звучать так, будто поет парень, но нежно и драматично.
So many words for the broken heart,
It's hard to see in a crimson love.
So hard to breathe,
Walk with me, and maybe[2]…
[2] Так много слов для разбитого сердца.
Трудно что-либо разобрать в раненой любви.
Так тяжело дышать.
Пойдем со мной и, возможно…
Композиция, которая несколько лет назад показала миру, что даже мальчиковая группа, такая как Backstreet boys, может написать непростую, почти мрачную песню и снять такой же клип, где вокалисты признаются в собственных потерях.
Life goes on as it never ends
Eyes of stone observe the trends[3]
[3] Жизнь идёт, ведь ей нет конца.
Застывшими глазами наблюдаю за изменениями вокруг.
Я просто стояла рядом с подиумом. Джен больше не смотрела в зал. Пела, потому что так просила ее душа. Просила в каждом движении… Она двигалась, будто помимо рояля в ее голове звучал накладывающийся на мелодию четкий бит.
Это представление. Танец, пропитанный грустью. Джен, если бы ты только видела себя со стороны.
