Волод вдохнул в себя сияющую силу. Отступила боль, дыхание стало ровным и глубоким. Волод поплыл на волнах силы.
Чей это голос?!
Отрезанная голова касалась ноги. Волод всмотрелся в нее. Старуха… Старуха? Сухое мертвое морщинистое лицо, окутанное седыми прядями хрупких волос. Это старуха чуть не вышибла из него дух? Стивеново проклятье…
Айсарги искали Волода, но и он теперь искал их.
Он шел навстречу, но двое напали внезапно и одновременно. С первым сошлись грудь в грудь, но Волод был готов чуть раньше – успел выбить самострел – взял захват, закрутил бойца, прикрылся им от выстрела второго латника, а сам уклонился. Тот стрелял сразу из третьего ствола – клеем. Заряд попал в лицо айсарга, в стальную маску. Клейкая пена сразу стала разбухать, вспучиваться, заползая в щели забрала. Айсарг забился, замолотил руками по лицу, попытался сорвать шлем, упал, несколько секунд дергался на полу и затих.
Самострел лег на пол. Один на один, снова кулаки против кулаков. Но Володу никто не может запретить использовать Вакану. Удары, блоки, уклоны, удары. Чертовски сильные удары у айсаргов, но фактор уже сложил сакрам. Бойцы сошлись вплотную – айсарг не давал бросить в него силу. Зачем бросать – Волод прикоснулся ладонью к закованной в броню груди. Сакрам Гарми – Жар.
Льдистая броня осталась холодна, но из доспеха пошел горький тошнотворный дым.
Волод снял с врага шлем. Этот молодой, почти мальчик.
Осталось двое.
Следующий не надеялся ни на самострел, ни на кулаки. Выхватил клинок.
Снова сакрам Тукман – Удар. Гада отбросило, шибануло о стену. Волод не успел проверить его, видел только, как треснул панцирь. Напал последний, шестой. Волод поднял клинок врага.
Этот не молчал, вскрикивал с каждым ударом, со всхлипом втягивал воздух, выл – рубился с отчаянием, с яростью безнадежности. Его палаш вычертил длинную кровавую полосу на груди Волода. Плевать! Волод ощутил в теле, в мышцах ту мощь, с которой дрались его противники. Лед-латник продержался не долго. Волод разрубил ему плечо вместе с доспехом, лезвие вошло наискось, глубоко, от плеча до середины груди. Этот айсарг оказался глубоким стариком. Когда-то Волод знал его – он был учителем в начальной школе.
Искристый свет оставил Чертог. Сила схлынула. Вакана перестала катиться волнами, замкнутая в коробке древних стен.
Волод пошел искать Ичана.
Следопыт лежал спеленутый по рукам и ногам в разбитом портале дворца. Над ним стоял айсарг в расколотом панцире и направлял Ичану в лицо самострел.
– Стоять! – тонко и высоко крикнул айсарг. – Я выстрелю клеем ему в лицо! Он задохнется!
– Подожди… – Волод уронил клинок. – Не стоит этого делать. Ты можешь просто уйти. Уходи, я не держу тебя. Я не воюю со своим Сектором, я не воюю с Городом. Вас обманули…
Стреляй и беги! – отчаянный вопль долетел с последней волной Ваканы. Волод узнал кто это.
– Главный! Ты здесь!
Стреляй и беги! Быстрее, идиот!
Айсарг нажал рычаг. И кинулся прочь.
– Стой! – его нельзя отпускать, он знает, где Главный.
Волод выкинул вслед айсаргу открытую ладонь – нет времени выписывать рукам кренделя – чистый поток силы хлынул из Волода и уже в броске, в полете Волод сформировал его.
Ангари – Захват!
Лед-латник застыл.
Теперь к Ичану. Волод склонился над другом, кипящая пена, стремительно застывая, покрывала лицо Ичана, она залепила глаза, рот, нос. Волод попытался убрать ее, но пальцы тут же стало схватывать густеющим клеем. Ичан престал биться.
Волод взял в руки палаш. Острота, конечно, не та, что нужно, но делать нечего. Волод отмерил расстояние на палец ниже кадыка на горле друга. Приставил лезвие и сделал надрез. Воздух с хрипом и свистом пошел в легкие.
Волод подошел к айсаргу, так и оставшемуся стоять, будто столб в шаге от выхода. Потянул его за плечо. Айсарг упал ровно, как бревно. Волод снял с него шлем. Девушка. В глазах свернувшаяся кровь. Сакрам оказался слишком сильным.
Волод вышел из Чертога. Выпрямился во весь рост. Он оглядел окружающие площадь дома, начинающие розоветь, под встающим солнцем.
– Лучше уходи. Главный! Уходи, слышишь! Донатор! Уйди прочь с моего пути! Или я убью тебя… – сила Волода ударила в закопченные стены, прогремела по развалинам, спугнула пыль и тлен брошенных домов.
Никто не ответил ей.
Несколько дней путешественники оставались в Чертоге – залечивали раны, копили силы. Ночевали они в тайных покоях Главного Архитектора. Здесь же Волод изучал бумаги. Ичан чинил и поправлял одежду, оружие, прочее походное снаряжение. Трупы захоронили в подземелье.
В скрытых комнатах кто-то побывал во время боя – шкафы оказались выпотрошены, свитки и фолианты разбросаны и самое главное – пропал слепой шлем. Волод догадывался, кто во время схватки с айсаргами мог успеть посетить эти покои. Впрочем, Донатора с тех пор не было ни видно и ни слышно. Волод надеялся, что он лишенный бойцов отступился, наконец, и отправился, обратно, в свой сектор.
Пропавшим шлемом заинтересовался Ичан и стал как-то путано и сбивчиво спрашивать:
– Волод, ты когда шлем надевал – видения, то, сё… а ночь ты случаем…
– Что ночь?
– Ночь ты не видел? В шлеме? Или может ночь как-то… ну… проявлялась?
– Причем тут ночь? Дело и так ночью было. А в шлеме я ничего и не мог видеть – он же слепой, без глазниц.
– Да? Ну ладно, забудь…
В Чертоге Волод снова попытался вызвать в себе то упоительное ощущение переполненности Силой, что подхватило во время боя с айсаргами. Он раскрывал видение, концентрировал Вакану, он пытался найти, увидеть, почувствовать тот неизъяснимый искрящийся свет Силы, почувствовать мощь и неуязвимость… Но нет, волшебный прилив схлынул безвозвратно. Вакана слушалась Волода как и прежде, и даже лучше, но по сравнению с тем потопом могущества нынешние силы казались фактору лишь слабым ручейком.
Ночью Володу снилась тонкая фигурка с нелепой головой, склонившаяся над синим пламенем.
– Слушай, Ичан, – спросил как-то Волод, – а кто такие эти твои бешавцы-бесомыги? Демоны?
Ичан запыхтел как ежун, отвернулся и сделал вид, что чрезвычайно занят подметкой своего сапога.
– Брось, следопыт, не жадничай – не отставал Волод, – давай рассказывай уже ваши пирамидские тайны!
Следопыт вздохнул.
– Не тайна это, а пророчество, – обернулся к фактору, – но вы же, архитекторы, в пророчества не верите. Так ведь?
– А ты веришь в Мару? – вдруг невпопад спросил Волод. – Мара – это тоже бесомыга?
Ичан широко и паскудно, словом, в своем стиле, ухмыльнулся.
– Ты бы сказал, что Мара это сублимация каких-нибудь хитро выдуманных сексуальных комплексов и персонификация мужской половой беспомощности. И что рассуждать всерьез о ее существовании, все равно, что признавать реальность подростковых пубертатных фантазий.
