Книга Чистильщик - Игорь Лахов

— Я ещё не совсем гражданин Российской Империи.

— Ты теперь Достоевский, хоть это и не афишируют пока. Значит, автоматически получаешь гражданство. Уже получил… Я документы лично подписывала на третий день после приезда к нам Александра Годунова. Хорошо тогда посидели с ним и императрицей. Он приказал пока тебе не сообщать.

— Охренеть! — растерялся я от такого заявления. — То есть, можно и в Чистильщиках не напрягаться. Всё равно уже русский по паспорту?

— Нет. Должен тянуть лямку до конца. Опять-таки изъявление воли государя. И это меня настораживает. Может, он уже почувствовал то, что я ощутила сегодня, и ведёт свою игру?

— Хм… Ошарашила… Мне нужно обдумать твои слова.

— Подумай. И я подумаю. Иди в свою комнату. Надеюсь, не сбежишь до завтрашнего утра.

— Не собираюсь. Юль… — задал я ещё один вопрос, перед тем, как уйти. — А сейчас ты тоже чувствуешь, что я давлю на тебя этой истинной кровушкой.

— Нет. Это было совсем недолго, хотя понадобилось время, чтобы нервишки успокоить. Ты снова нормальный человек… Пока нормальный. Отдыхай. И мне не помешает. Придёт Аня с учёбы — ни слова ей. Ещё лучше, притворись спящим и не высовывайся.

— А Катя?

— Она ничего не поняла. Твой Дар слаб пока и был направлен не на мою дочь. Девочка просто внезапно почувствовала себя не очень хорошо, хапнув отголоски. Причину недомогания я придумаю. Так что Екатерина — не твоя забота.

Придя в свою комнату, рухнул на кровать, чувствуя себя выжатым лимоном не только эмоционально, но и физически. Такого поворота в своей карьере я точно не ожидал. Ещё и Мольцы итальянские… Блин! Если встречу когда-нибудь губернатора Гессена, то этому падле яйца на уши натяну, перед тем, как башку отрезать! Это же какой «подарочек» он мне подсунул в виде паспорта Гольца!

— Бесишься? — поинтересовался появившийся Такс, запрыгивая ко мне на кровать.

— Пока в полной мере не начал, но очень хочется. Ты слышал наш разговор с Юлией или пересказать?

— Не только визги ваши слышал, но и бой видел. Ты, Макс, реально начал раскрываться, переходя на новый этап развития.

— Какое, в задницу, «развитие»⁈ Ты не понимаешь, что ли, что всё это фигня полная! Я — самозванец! Липовый Гольц! Почти липовый Меринберг! И ни с какого боку не Мольцы!

— Ты забыл ещё кое-кого упомянуть, — спокойно произнёс дух-хранитель, посмотрев мне в глаза.

— Кого? Достоевских? Ах да! Я же теперь и он!

— Нет. Безумного Генерала, восемнадцатого сына Императора Небесного Цуня.

— Чушь! От прошлого у меня не осталось ни капельки крови. Вся земная, местная по жилам течёт.

— А кто тебе сказал, что дело в крови? Юлия? Так она в этих вопросах разбирается хуже, чем свинья в настольных играх. Дело не в крови, не в генах, а в душе… Даже не в ней, а всё настолько глобальнее, что я сам теряюсь. Про кровь, кстати, и Небесный Цунь думал так же, как и здесь. Помнишь ежегодный Обряд Очищения?

— Такое не забудешь. Пять часов лежать с золотой трубкой в вене под заунывные пения Главного Жреца и тупо смотреть, как твоя собственная кровушка покидает тело, а потом, проходя через магические колбы, вливается обратно. Худший день в году.

— Ага. И проходили Очищение исключительно принцы и принцессы. Твой почти бессмертный папаша, хоть и плодил в гареме потомство со скоростью кролика, делая из детишек идеальных бойцов с Тварями, но понимал, что каждый является реальной угрозой власти, если почувствует в себе истинную силу. Поэтому и притормаживал развитие наследников всеми доступными способами.

Частично его способ действовал, но не до конца. Ты, несмотря на то, что был всего-лишь восемнадцатым, во время прорыва Кочующих Миров, оказался самым старшим из всех принцев и принцесс. Знаешь, в чём причина?

— Естественно. Когда грехов накапливается столько, что с ними не может справиться Обряд Очищения, то кровь очищаемого превращается в камень. Старшие родственнички зажрались и были наказаны богами.

— Ага! — иронично сказал Такс. — С помощью флакончика с одной дрянью, что держал при себе Главный Жрец. Лично пару раз наблюдал! Он отслеживал не только сам процесс обряда, но и искал признаки начала инициации вашей истинной силы. В ком Дар Правителя проснулся, тех в утиль. Новые бойцы подрастают быстро, а старые не должны стать конкурентами Небесному Цуню.

— Видел и мне не сказал? — неприятно удивился я, сразу поверив духу-хранителю.

— А зачем? Тебе подобное могло грозить не раньше, чем через несколько лет. А до остальных венценосных отпрысков мне нет никакого дела. К тому же вы с ними до такой степени ненавидели друг друга, что тебе хоть никто бы и не поверил, но не забыл доложить императору. Кстати, ненависть эту Небесный Цунь сам же и культивировал, дабы не было сговора чад против папочки.

Но это всё лирика давно прошедших дней. Пойми, Макс, главное: дело не в крови. Думаешь, что ты сам нашёл и победил Змея Хе? Нет. Это я, повинуясь заложенной програм… инстинктам, несколько сотен лет искал нужного мне человека. В бою ты лишь доказал, что достоин функционировать рядом со мной.

И заметь, что наша с тобой связь не разорвалась после переноса сознаний в этот мир. Не тел, а именно сознаний. Так что прими как должное: ты — Истинный! Правитель, Император… Да хоть Падишахом себя назови, но суть останется прежней. Истинный! Один из корневых элементов мироздания!

— Песец! Сегодня день откровений! Такс, я сейчас умру от охреневания!

— Предлагаю перед твоей смертью поесть.

— Как ты можешь сейчас жрать⁈ Выкладывай остальное! Смотрю, в твоей рыжей башке ещё много неизвестной мне информации!

— Много, — не стал отнекиваться он, — но она неполная. Я сказал тебе то, что должен был сказать именно сегодня. Придёт время, узнаешь и другие вещи… Если доживёшь, конечно, и не будешь жалеть денег на питание одного загадочного, но очень славного пса.

— Такс! — вскочил я с кровати.

— Ой, всё, Макс! Реально задолбал своими восклицаниями. Сиди, думай. Переваривай инфу, а то скоро опять с графиней разговор нелёгкий предстоит. Сейчас ты к нему не готов. Я же к Глашеньке. Нужно успокоить дурёху мою ненаглядненькую, пока чего-нибудь не учудила в сердцах. Она ж тоже почувствовала, как ты тут силой жахнул.

Дух-хранитель исчез. Я же, совсем сбитый с толку, вначале не находил себе места, а потом, немного успокоившись, остановился у окна и начал нормально думать.

Ладно… Истинный — значит, Истинный. Отложим это на потом, так как всё равно ничего страшного не происходит. Пока. И вот это «пока» на данный момент самая основная проблема.

События скоро начнутся серьёзные. С одной стороны обосновались Твари Кочующих Миров. Теперь немного становится понятно, чем я их так привлекаю. Лёгкая завеса над тайной приоткрыта, но уверен, что ещё многого не знаю. А очень хочется!

С другой стороны притаился Александр Годунов, который рано или поздно пронюхает о внеплановом конкуренте… Если уже не пронюхал, хотя и делает невинное личико. И как себя поведёт Достоевская? Что у неё в голове?

Как истинная патриотка, Юлия обязана немедленно доложить императору про гипотетическую угрозу в моём лице. Но, судя по растерянному виду во время последнего разговора, она вся в сомнениях, раз ко мне ещё не ввалились с оружием наперевес бравые парни. Уверен, что даже не из Имперской Службы Безопасности, а Императорской Охраны.

Графиня для меня сейчас представляет основную опасность. Ликвидировать её, сбежать в другую страну, снова поменяв личность и разрабатывая новые подходы к вершинам власти?

Нет! Я могу многое: даже грохнуть единоутробного братца. Небесный Цунь воспитал меня в этом плане хорошо. Но от Безумного Генерала во мне всё меньше и меньше. Впервые ощутив душевное тепло, приняв Юлию как родную мать, я больше не хочу быть восемнадцатым принцем Цунь, беспокоящимся лишь о собственной выгоде и о выполнении поставленной задачи.

Да что там кривить душой! Не только за Достоевских, но и за всех своих друзей в этом, полностью ставшим родным мире подохнуть готов! Понимаю, что цель оправдывает средства! Понимаю, что хочу, как и прежде, сделать всё, чтобы остановить Кочующие Миры! Но не такой ценой!

Если Юля решит меня сдать, пусть сдаёт. Может, так будет правильнее для стабильности Российской Империи, которая одна из немногих стран по-чёрному рубится на Рубежах. Нельзя ни словом, ни делом позволить пошатнуться трону